– Не сомневаюсь, что можете! – ответил Леонард.
Мирина стояла возле него, обняв рукой за талию и прижавшись.
– Ну что ж, мистер и миссис Джакобс, мисс Уайтт, – сказал Куинтана. – Жаль, что все так произошло. Но для меня большая честь познакомиться с вами. Знаете, у нас в Санта-Фе происходят кинофестивали. Пару лет назад показывали все ваши фильмы. Они прекрасны, даже те, что с субтитрами. Ну вот, – он потер подбородок и кивнул, словно одобряя, что познакомился с ними.
– Так в чем же дело? – спросила Мирина с мелодичным акцентом. – Никакого ареста? Она не пострадала? Только машина?
– Правильно, мадам. Мы почти уверены, что это – чистая случайность. Мы займемся этим завтра же с утра. Поедем и осмотрим местность, поищем отпечатки шин, пустые гильзы, возможно оставшиеся где-то поблизости, – он вежливо попрощался.
Ния смотрела, как полицейская машина движется по пыльной дороге к воротам. Павлин снова вскрикнул и затих в ивовых ветвях. Когда Куинтана уехал, она поняла, что при нем чувствовала себя гораздо спокойней.
«Не уезжайте», – подумала она. Мигнули красные огоньки стоп-сигнала. Куинтана уехал.
Случайность. При мысли об этом она снова ощутила приступ головокружения. Значит, смерть – это случайность. Он завтра прокатится в автомобиле и осмотрит место происшествия.
Мирина оторвалась от Леонарда и заключила Нию в объятия.
– Тебе надо выпить, не так ли? Ты хорошо себя чувствуешь?
Они вошли в дом. Ния почувствовала облегчение, когда дверь захлопнулась. В большом камине из необожженного кирпича горел огонь. Комната была обставлена просто и элегантно: черный кожаный диван, простой деревянный стол, картины местных художников. На каминной решетке стоял серебряный подсвечник с зажженными свечами.
Мирина направилась в кухню. Леонард задержался возле Нии, провел рукой по ее распущенным волосам, по спине, по бедру, обтянутому черной кожаной юбкой. На мгновение она прислонилась к нему, потерлась щекой о его грудь.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спросил он. – Тебе не нужен доктор?
Ния отодвинулась от него, устроилась на диване, подтянув колени к подбородку. Леонард сел рядом с ней, положив подбородок на ладони.
– Я думаю, со мной все в порядке. Честно, – ответила она. – Немного побаливает здесь, от ремня безопасности, – она дотронулась до шеи.
Болело сильнее, чем сразу после аварии. Ей не хотелось, чтобы он обращался с ней столь нежно, словно вернулись прежние времена. Он не должен садиться с ней рядом, ей и так иногда очень трудно держать его на расстоянии. Его длинные седые волосы спускались по шее. Он, не отрываясь, смотрел на огонь в камине. Он такой красивый.
«Хватит, – подумала она. – Просто сейчас ты беспомощна и испугана. Не надо расслабляться».
– Значит, ты ждала, а Тэсс так и не прилетела?
– Она прислала записку. Меня вызвали по радио и передали, что она прилетит завтра после полудня.
– Это не может повториться, – сказал он. – Это в последний раз, я имею в виду совпадение событий. Ты знаешь, когда я первый раз прочитал в сценарии то место, где машина переворачивается и падает со скалы, подумал, что надо подойти к этому моменту как-то по-другому. Такое уже было.
– Ну что ж, это, действительно, было, – сказала Ния. – Леонард, ты не имеешь никакого отношения к случившемуся, правда? Я думаю, что это не было одним из твоих технических приемов? Ты не хотел таким образом создать творческое вдохновение для этой проклятой сцены, верно?
– Я, по-твоему, идиот? Я никогда не стал бы рисковать твоей жизнью, Ния! Никогда! И еще больше после Робин.
После Робин. Он всегда так выражался. Никогда не говорил: «После смерти Робин». И никогда: «С тех пор, как убили Робин». Он всегда оставлял конец фразы незаконченным, повисшим в воздухе.
– Все мои приемы имеют отношение только к психологической настройке, а не к физической опасности. К тому же, ты слышала, что говорил полицейский – подобное случалось и раньше, у них были жалобы. Хотя раньше, когда начиналось дублирование сцен и образов, я считал это хорошим знаком. Меня по-настоящему волновало и будоражило, когда то, что я воображал или создавал, происходило на самом деле. Мне казалось, что сюжет вибрирует в воздухе, меня радовали подобные совпадения. Я чувствовал, что открываю что-то новое и стоящее.
– В какой-то степени ты все-таки доволен, – вздохнула Ния. – Я хочу сказать, что случившееся тебя волнует, возбуждает, впечатляет, наконец – в меня стреляли, словно в ковбойском фильме.
Леонард погладил бороду, тронутую сединой и произнес, словно беседуя с самим собой:
– Я не могу допустить, чтобы кто-то саботировал съемки. Я не могу допустить, чтобы фильм не состоялся.
– А как насчет меня, Леонард? Стреляли не в фильм, а в меня! Неужели ты не понимаешь? Я не хочу никакой синхронизации с сюжетом. В сценарии убивают людей. Я хочу раз и навсегда внести ясность. Вот наша работа, твой фильм, а вот – наши жизни, наши совершенно отдельно существующие от него жизни. В конце концов, нам придется отделить одно от другого.
Ния встала, обхватив плечи руками. Она все еще дрожала, хоть в камине ярко пылали сосновые щишки и в комнате было тепло.
– Робин мертва, Леонард. Это не было целью сценария и съемок. Реальное событие случилось в реальной жизни.
Ния протянула руки к камину, согревая ладони. Во время съемок последнего фильма, который они вместе делали, была убита одна из актрис. Ее застрелили в переулке, на месте натурных съемок, в небольшом городишке Мексики. Тогда события их жизни пошли синхронно сюжету сценария. Они подшучивали друг над другом до тех пор… До тех пор, пока не убили Робин. Они потихоньку посмеивались над Леонардом, пытавшимся воссоздать на экране настоящую жизнь. И над его киноискусством, словно громадное зеркало в комнате смеха, отражавшим, искажавшим действительность и неожиданно пугающим. Шутки кончились с тех пор, как Робин… Робин Риз убили точно так же, как убивали одну из героинь того фильма.