На один пронизанный яростью момент Маркусу захотелось отшвырнуть ее в сторону, с глаз долой, выбросить из мыслей, из самого своего существования.
Он с трудом отдышался и посмотрел на свои неподвижные руки… а затем на нее. Когда он заглянул в ее злые, наполненные обидой глаза, его собственная злость унеслась прочь, оставив вместо себя холод.
– Боже мой, так вот о чем ты думала? – спросил Маркус. – Что я хочу только соблазнить тебя?
Он убрал руки. Но Кристина не двигалась.
– Я хотел жениться на тебе, Кристина, – проговорил он. – Я говорил тебе об этом, снова и снова.
– Ты говорил мне много о чем, – натянуто произнесла он. – И все это было ложью.
Он ощутил прилив ярости, который тут же был погашен затопившим его горем. Старым горем. Он с трудом вдохнул.
– Ты ошибаешься, – тихо сказал он. – Думаю, что нам нужно поговорить, но не здесь. – Он протянул руку.
Маркус не стал бы винить ее, если бы Кристина не взяла ее, но она сделала это – и это было началом, подумал он, настоящей точкой отсчета. Он не был уверен, что сможет правильным образом устроить завершение, но что-то, очевидно, должно быть сделано. Они должны избавиться от призраков прошлого, и не важно, каким болезненным может оказаться этот процесс. В ином случае прошлое будет пятнать все, что они чувствовали друг к другу и хотели друг от друга.
Он повел Кристину по черной лестнице, вдоль еще одного коридора, в маленькую, пустую гостиную в задней части дома.
Маркус закрыл дверь, решительно отгородившись от всего остального мира. Она отняла у него свою руку и подошла к окну.
– Пошел снег, – проговорила она.
Он присоединился к ней и вгляделся в темноту, в рыхлые снежинки, медленно кружащиеся вниз.
– Я любил тебя, – сказал он. – Я хотел жениться на тебе. Неужели ты не верила ничему, что я говорил тебе?
– Я верила всему, что ты говорил мне, – ответила Кристина. – Каждому слову, которое ты произносил, чтобы заставить меня влюбиться в тебя, – и каждому слову, которое ты написал позже, показав мне, какой я была дурой. Ты написал, что мне не нужно беспокоиться о том, что ты снова потревожишь меня. Ты поблагодарил меня за то, что я превратила унылые две недели в довольно сносные. – В ее голосе отчетливо звучала горечь. – Ты заявил, что я не должна огорчаться по поводу недостатка мудрости, потому что я красива, а мир ничего больше не требует от женщины. Согласно твоим словам, мой будущий муж будет доволен уже тем, что на меня приятно смотреть. Мое сердце не затронуто никакими низменными человеческими эмоциями, поэтому я должна обеспечить его тем же спокойным удовольствием, какое доставляет созерцание красивой картины или статуи. Было там и еще кое-что, очень остроумно изложенное. Ты описал все, что со мной не так, в словах, которые я могла бы счесть за комплименты – если бы была именно такой пустоголовой мисс, какой ты считал меня.
Лицо Маркуса вспыхнуло от стыда.
– Это было ребяческое письмо. Я был… очень зол.
– Ты провел целых две недели, подтачивая мое сознание и моральные принципы. Но в конце я все же не сбежала с тобой и не разрушила свою жизнь. Конечно, ты был зол. Ты потратил столько времени впустую.
– Ты неправильно все поняла, – произнес он. – Это то, во что могли поверить все остальные, но не ты. Я думал, что ты понимала меня, доверяла мне.
– Я любила тебя, – ответила она. Кристина говорила тихо, не пытаясь убедить его, всего лишь утверждая простой факт. Маркус поверил ей.
– Другими словами, – заключил он, – твоя любовь принадлежала мне – а затем я убил эту любовь своим письмом.
Кристина кивнула.
Он был дураком. Гордым, вспыльчивым дураком.
– В этом письме была сплошная ложь, – проговорил Маркус. – Оно было… – Он заглянул себе в сердце в поисках правды. – Я был неприемлемым поклонником, – сказал он. – Я знал это. Весь мир знал это. Ты видела, как компаньонки косились на меня. Тебя, как и всех остальных юных мисс, должны были предупредить держаться от меня подальше.
– Да, меня предупредили, – кивнула Кристина.
– Я тоже был предупрежден. Перед тем, как ты приехала, Джулиус рассказал мне о твоих строгих родителях, об Артуре Траверсе: о его безупречной репутации и сорока тысячах в год. Джулиус попросил меня не флиртовать с тобой, потому что если твои родители услышали бы об этом, им пришлось бы отослать тебя домой, а Пенни была бы безутешна. Я пообещал Джулиусу и самому себе, что не буду иметь с тобой ничего общего. Затем я провел две недели, притворяясь, прокрадываясь тайком, хватая украденные моменты – и ненавидя себя и весь мир за то, что не могу открыто ухаживать за тобой.
– Моя совесть тоже не была спокойна, – тихо промолвила она.
– А время не стояло на месте, – продолжил Маркус. – Я знал, что твои родители приедут в день свадьбы – и что это будет конец, потому что они увезут тебя прочь и мне никогда не позволят приблизиться к тебе даже на двадцать миль. Я знал – возможно, и ты тоже знала, – что у меня нет никаких шансов заслужить их одобрение. Никогда.
– Я… знала.
– Я был в ужасе от того, что потеряю тебя, Кристина. Вот почему я изводил тебя просьбами убежать со мной. В ту ночь перед свадьбой Джулиуса нам был предоставлен последний и единственный шанс. Я был уверен, что ты встретишься со мной, как обещала, у сторожки. Все было готово. Экипаж был подготовлен и ждал нас. Я ждал тебя несколько часов, а ты не пришла. А когда я наконец-то сдался и вернулся в дом, я нашел твою записку в своей комнате, и я… я выместил всю ярость и боль в этом письме, которое мне следовало сжечь, а не отправлять тебе.
Кристина повернулась к нему.
– Я не могла сделать это, Маркус. Не могла разбить сердца родителей. Не могла подвергнуть Артура публичному унижению.
– Я знаю, – ответил он. И, наконец-то, он понял. Маркус осознал то, о чем должен был догадаться десять лет назад, но был слишком подавлен, чтобы сделать это. – Если бы ты сделала это, то оказалась бы той взбалмошной, бесчувственной особой, какую я описал в письме. – Он снова устремил взгляд в ночь. – Вся эта ситуация была безнадежной, не так ли? Я должен был принять и пережить ее как подобает мужчине. Вместо этого я обрушился на тебя, словно злобный ребенок. Это было… непростительно.
Кристина покачала головой.
– Сейчас я думаю, что это к лучшему – то, что ты написал это письмо. Иначе я могла бы горевать по тому, что могло бы произойти… во всяком случае, могло бы уйти много времени, чтобы все забыть. Вместо этого я смогла подобрать осколки разбитого сердца, сказала себе, что я легко отделалась, вернулась обратно к Артуру и стала ему хорошей женой.
Стала женой Артуру, когда могла бы стать его, уныло подумал Маркус. Родила Артуру детей, когда эти дети могли бы быть его. Кристина вернулась обратно к Артуру, в то время как Маркус продолжил горевать… о, всего несколько месяцев, но ощущалось так, словно прошли годы. Но затем он тоже подобрал осколки разбитого сердца, и отправился строить свою империю. Он был слишком занят, чтобы ощущать одиночество. И рядом с ним были другие женщины. Он влюблялся и переставал любить, по крайней мере, полудюжину раз.
Но никогда Маркус не любил так глубоко. Никогда больше не влюблялся душой и телом, как любил одну восемнадцатилетнюю девушку. С тех пор он много раз рисковал, но никогда – в полной мере – не подвергал опасности свое сердце. Никогда у него не возникало искушения сделать это. До этого момента.
Взгляд Маркуса устремился обратно к ней. Ему не хотелось даже испытывать к ней симпатию, но он ничего не мог с собой поделать. Кристина, повзрослев, стала не только еще более красивой и желанной, но более умной, отважной, бесконечно более… возбуждающей. Если он позволит себе снова влюбиться, то, без всякого сомнения, влюбится намного сильнее, чем прежде. И тогда…