«Каприз» — только для американцев. Лучшие рестораны города, его отели, кинотеатры, стадионы — тоже. Похуже — для негров. И почти ничего — для тех, кто построил этот город. Сайгонцы обижаются, ругают «бон Ми», то есть американцев, расистами, а вьетконговцы не обижаются: знают, где устанавливать мины, куда швырять гранаты без риска попасть в своих. Раз на стадионе Вьетконг, говорят, тайно предупредил всех вьетнамцев, чтобы те покинули трибуны, и только потом раздался взрыв. Мины и гранаты — это тоже «только для американцев». Вот и стальная сетка на окнах бара, где человек, по идее, должен отдыхать, развлекаться, пить, радоваться жизни. Вот и колючая проволока, и мешки с песком, и часовые джи-ай — всюду в Сайгоне.
— Эй, бармен! — крикнул Клиф. — Еще два двойных бурбона! Пей, Джонни! Я плачу! Не горюй, ведь мы с тобой застрахованы!
…Через три часа капитан Грант привез в военный городок у аэропорта накачавшегося до бесчувствия начальника штаба. Зайдя в казарму, он объявил, что наутро команда вылетит самолетом в город Ня-Чанг, где ей предстоит готовиться к новому заданию.
— Разве мы не летим домой? — воплем негодования встретили его «зеленые береты».
— Непременно, ребята, — с деланной бодростью заверил их капитан. — В Штаты меня тянет не меньше, чем вас. И мы полетим туда, даю вам честное слово, как только выполним это новое задание. А сейчас даю всем увольнительную в город до семи утра. Полетим в Ня-Чанг. Опоздание будет приравнено к самовольной отлучке, а за это полагается, как вам, бандитам, известно, военно-полевой суд!
В семь утра вся команда оказалась налицо, и самым трезвым среди двенадцати был, без сомнения, капитан Джон Грант. Он не спал всю ночь и утром почти окончательно решил, что его обвели вокруг пальца.
II
«Ужаснее всего — это детские лица и тела, опаленные и спаленные огнем… Мне хотелось протянуть к ним руку, но я боялся, что превращенная в пепел плоть рассыплется при первом прикосновении».
В Ня-Чанге капитана Гранта ждало письмо от матери. Оказалось, что предусмотрительный полковник Фолькстаад заранее приказал пересылать всю почту в адрес команды А-345 в Ня-Чанг. Полковник Фолькстаад не мог знать, что письмо это было доставлено в Сайгон с оказией и, опущенное там в почтовый ящик, миновало цензуру.
Никто так не радуется почте, как солдат на войне. Да еще солдат, несущий службу в двенадцати тысячах миль от родины. Но далеко не все письма с американскими штемпелями радуют американских парней во Вьетнаме.
Мать Джона Гранта, стареющая, добрая учительница начальной школы, писала сыну из Бруклина:
«Не суди слишком строго Шарлин. Я ее вполне понимаю…»
Шарлин… Когда она в первый раз участвовала в пикете против дискриминации негров, он посчитал этот поступок блажью, пытался даже силой утащить ее с автобусной станции в Манхэттене. И какое дело, казалось бы, Шарлин до негров! Что из того, что ее прабабушка была «цветная»! Шарлин не сочли бы черной даже в Арканзасе или Оклахоме, где черным считается всякий, кто имеет хоть малейшую примесь негритянской крови. Тогда-то и началось: пикеты, «рейды свободы», борьба за гражданские права, дружба с неграми.
«Вчера, — писала мать, — я впервые участвовала в антивоенной демонстрации. Нас, женщин, было около трех тысяч, все члены женской организации «Женщины — борцы за мир», которая уже не раз пикетировала у Белого дома и Капитолия. На этот раз мы, слабые женщины, подвергли осаде Пентагон. И было нас несколько тысяч матерей! Мы протестовали против убийства невинных женщин и детей у вас, во Вьетнаме. Мы кричали в адрес президента: «Эл-Би-Джей! Эл-Би-Джей! Сколько убил ты сегодня детей?» Мы требовали, чтобы нас допустили к тем генералам, которые послали вас в эту чужую страну… Посылаю тебе вырезку из газеты «Нью-Йорк таймс». Конечно, она не передает весь накал, всю страсть нашей осады Пентагона…
Я каждый день молюсь богу за тебя! Когда в Арденнах в сорок четвертом пал твой отец, я гордилась им. Но разве я смогу гордиться тобой?..»
Грант разорвал письмо и кинул скомканные обрывки в мусорную корзину. Если мать будет писать такие письма и они попадутся на глаза цензору полевой почты, это дойдет до начальства, начнутся неприятности. Чего доброго, снимут с задания, могут снять и зеленый берет…