– Батюшка, зачем же вы сами приехали? Простите сына, что ушел! – На Лоянь быстро подошел к коню На Цинчжао и поприветствовал отца.
Чжисянь умела читать мысли присутствующих. Этот дар чтения мыслей и намерений ей передал наставник.
«Вот он какой на самом деле – совсем не так ужасен, как о нем говорят», – то были мысли Цзялань.
Чжисянь взглянула на нее. В глазах девушки светились восхищение и радость – долгое волнение наконец отступило.
– Как здоровье наставницы Чжисянь? – громким голосом спросил На Цинчжао, улыбаясь с отеческой любовью и приглаживая бороду.
Стоявший перед его глазами сын стал еще крепче и сильнее, давала о себе знать добрая кровь рода На. Как тут отцу не обрадоваться?
– Не беспокойтесь, батюшка. Матушка-наставница только легла отдохнуть, велела мне вернуться домой завершить свадебные обряды.
На Лоянь почтительно ответил отцу, а затем, склонив голову, украдкой взглянул на Цзялань. Что может дать один взгляд? Однако юноше почудилось, что они будто бы уже встречались. Обычно На Лоянь никак не выказывал своих эмоций, но тут не удержался и еще раз посмотрел на Цзялань, внимательно изучая ее. В этот миг он был пойман с поличным: взгляды молодых пересеклись, и у обоих появилось странное ощущение, будто их ударило молнией. Глядя на Лояня и Цзялань, Чжисянь увидела их прошлые жизни и поняла, что брак юноши и девушки в этой жизни был предопределен, это их судьба.
– Что же, тогда возвращаемся домой. Завтра справим свадьбу, заново проведем обряд. Быстро разослать приглашения, чтобы вся знать была у нас на празднике! – Таково было решение Чжисянь, поэтому На Цинчжао тут же стал отдавать подчиненным распоряжения.
На Лоянь спокойно подошел к Цзялань и встал перед ней. Та медленно поклонилась, и жених, ответив поклоном на ее приветствие, подвел коня и помог ей сесть верхом. Молодые люди делали все так слаженно и гармонично, что даже служанки Цзялань онемели от изумления. Вторая госпожа всегда была гордой и самодовольной, замуж еще не вышла, так откуда такая перемена в ее характере?
На Лоянь помог Цзялань удобно усесться в седле и твердым голосом распорядился:
– Поезжайте подле меня!
Увидев это, Чжисянь расхохоталась – не зря она терпеливо наставляла своего ученика!
– Слушаюсь, мой супруг, – подчинилась Цзялань, смиренно склонив ясный взор.
На Лоянь радостно улыбнулся и одним рывком вскочил на коня, демонстрируя силу и ловкость.
– Но! Пошла!
Лоянь встряхнул вожжи, его черный скакун заржал и, запрокинув голову, устремился вперед, высоко вскидывая ноги. Белая лошадь Цзялань радостно ответила ему и пристроилась рядом. Юноша и девушка ехали подле друг друга, плечом к плечу.
Гомон лошадей и всадников устремился вдаль, за стенами храма вновь воцарилась кромешная тьма. Чжисянь спустилась на землю, запрокинула голову и стала изучать звезды. Обзор загораживали густые ветви сосны, но убывающая луна пока еще стояла в небе. Две точки, сверкавшие на горизонте, вдруг померкли, и в небе мелькнул хвост падающей звезды. Чжисянь устало закрыла глаза. Она знала, что изменения в небесных явлениях означают приближение хаоса и смуты.
– Дуань Чуньян, где же ты? – В это беспокойное время она втайне думала только о дровосеке, с которым была помолвлена.
Глава 6
Мужун Синь: тысячедневное вино
Шел дождь, дул холодный ветер. В поместье Мужун было невесело. Темно-красные фонарики раскачивались от порывов бури, пламя в них едва мерцало, грозя потухнуть в любую секунду.
Одетый в черную, расшитую золотом мантию с капюшоном, Мужун Синь сидел в покоях старшей жены, госпожи Го. Вид у него был подавленный. Красавец, еще вчера пышущий здоровьем и энергией, в один день состарился на десять лет. От доверенных источников из дворца он узнал, что его величество готовит указ: за тяжкое преступление Мужун Синь должен покончить жизнь самоубийством, а его семья будет сослана на окраину страны. Смертный час неуклонно приближался, но у него еще оставалось одно важное дело, которое требовало завершения. Отвлекаться нельзя.
Волосы госпожи Го растрепались: рухнув на лежанку, она билась в истерике и причитала, как тяжела ее участь. Сколько еще хороших дней у них осталось? А потом снова мыкаться по свету, не имея пристанища?
– Я и дети твои осиротеем, как же нам жить дальше? – Мысль о четырех малолетних сыновьях вызвала у госпожи Го новую волну скорби, и она разразилась рыданиями.