— Жуткий магический фолиант? — спросил он вполголоса.
— Не-а, — сказал Морган. — Здесь?
— Да, — кивнул император.
Пальцы Мортирмира загорелись бледным пламенем, а затем он кивнул. Габриэль выпрямился.
— ДРУЗЬЯ!
Даже сам император был поражен этим звуком. Ателий прижал уши и дернулся назад, Типпит изобразил, что затыкает уши руками, и Безголовый хлопнул его по голове в шлеме. Габриэль вздохнул. Он чувствовал себя глупо, чувствовал, что всего этого делать вообще не стоило. Все взгляды были прикованы к нему. И Бланш, вероятно, была права.
— Друзья! — произнес он снова. На этот раз вышло лучше.
На мгновение он позабыл, что собирался сказать. А потом слова вернулись, как заклинания во Дворце воспоминаний, словно бы развешанные по аккуратным колышкам. Потому что…
— Завтра, если не случится беды, мы начнем величайшее приключение, которое выпадало на долю любой армии со времен легионов Ливии. Мы отправимся в другой мир. На самом деле, друзья мои, мы пройдем три других мира, прежде чем вернуться в наш собственный. У нас есть карта. У нас есть еда и вода, лучшее снаряжение, а у многих из нас — месяцы или даже годы обучения и планирования. Это не отчаянная авантюра. Это кульминация тщательной стратегии. Мы не хотим погибнуть все до единого. Мы ожидаем, что каждый выполнит свой долг, и мы победим, и наши дети и их дети будут жить в мире. Вы пережили когти чудовищ и безмолвие Тьмы, крылья виверн и дыхание дракона. Многие из вас несут на себе следы оружия Диких и оружия людей.
Что бы ни ждало нас на другой стороне врат, оно не будет хуже того, с чем мы уже столкнулись, потому что ваши предки и ваши враги когда-то пережили другие войны за те же врата. Нашему умению колдовать наши предки позавидовали бы. В нашем распоряжении лучшее оружие этого мира.
Способность победить страх — вот что объединяет всех в этой армии. Мы все уже делали это, и завтра мы сделаем это снова. И, победив страх, мы победим.
Затем он вдруг улыбнулся.
— А все награбленное поделят поровну между отрядами.
Наконец-то раздался смех.
— Вот теперь дело говоришь! — взревел Калли так громко, что сорвал голос.
— А закончив, мы отправимся по домам!
Люди закричали, хотя некоторые наемники слегка смутились. Габриэль помахал Моргану, опасаясь, что, если он хотя бы кашлянет, это тоже услышит вся армия. Мортирмир наклонился в седле, вставив ноги в стремена, и повернул коня. Его перехватил Плохиш Том.
— Троекратное ура императору! — Голос Тома прокатился по полям с такой силой, что поднял пыльные вихри.
Габриэль понял, что они подстроили это заранее, потому что нордиканцы имели право первыми кричать славу императору, а у стремени Тома Лаклана стоял Деркенсан.
Он поднял свой топор.
— Аве!
— ИМПЕРАТОР.
— Аве!
— ИМПЕРАТОР.
— Аве!
— ИМПЕРАТОР.
А затем Габриэль, полуоглушенный и шатающийся от чувств, мало чем отличающихся от волн страха, которые распространяли драконы и виверны, развернул коня, взмахнул мечом и поскакал вдоль ликующих рядов. Нордиканцы ухмылялись, наемники ревели, барабанщики мамлюков изо всех сил били в барабаны.
За наемниками стояли этруски. Изюминка приподнялась в стременах, и рядом с ней был знаменитый граф Симон, а позади них виднелись ряды вениканских моряков, беронских рыцарей и арбалетчиков, падуанцев, горстка вениканских дворян, а также конные разведчики и легкая кавалерия Веники и тысяча профессиональных солдат Митлы во главе с незаконнорожденным братом герцога, одновременно заложником и ценным приобретением.
Через дорогу стояли рыцари Арелата и добровольцы с востока. Облаченные в замысловатые рифленые доспехи и говорящие на очередном неизвестном языке, они пришли из далекой, почти легендарной Алемании, равно известной своими рыцарями и своим пивом.
Их было почти пять сотен, хотя их собственные земли захватили Дикие с востока. Ими командовали сэр Кальвин фон Эвальд и сэр Персиваль, и они привели людей в поддержку вардариотам.
А за ними до самого конца тянулись повозки и гуртовщики. Больше тысячи военных телег с высокими бортами, все уже загруженные зерном, запасными колесами, пучками стрел, дюжиной походных кузниц, железными прутами, шерстью, нитками, пчелиным воском, свечами, бинтами, шапками, мечами и прочими необходимыми запасами. За телегами стояли гуртовщики: шесть сотен вооруженных мужчин и женщин, которым предстояло прогнать через врата тысячи голов скота.
— Невероятно, — пробормотал Габриэль. Он отсалютовал им всем — алеманцам, арелатцам и возчикам, — доехал до самого конца и обнял Сью, которая стояла у повозки с собственным флагом.
Адриан Голдсмит зарисовал все это.
Типпит назвал происходящее бесплатным парадом. Все стояли вольно — ну, насколько вольно можно было стоять в четырех шагах от сэра Милуса — и смотрели, как император уходит к дальним повозкам.
— Чтобы это разгрести, вечность нужна, — сказал Типпит с отвращением профессионала к любителям.
— Да уж, — согласился Безголовый, которого мучила инженерная задача, выданная капитаном.
— Слышь, Безголовый, сколько времени надо, чтобы пятьдесят тыщ человек разошлись направо и налево и вернулись в лагерь? — спросил Типпит.
Безголовый мгновение смотрел в безоблачное послеполуденное небо.
— Четыре часа или около того, — сказал он.
Смок оглянулся на них со своего почетного места главного лучника белых:
— Была бы у тебя голова, Безголовый… Знаешь, зачем те столбы, у которых мы тренировались?
— Врата, — устало ответил Безголовый.
Смок кивнул.
— И сколько времени нужно, чтобы пятьдесят тысяч без животных и обоза прошли во врата?
Безголовый посмотрел вслед далекому императору, как будто тот мог услышать его за целую милю.
— Часов двадцать, думаю.
— Черт, — сказал Типпит. — И когда ваши врата открываются?
Смок огляделся. Никто не должен был знать.
Длинный Сэм пожал плечами.
— Где-то после пяти, что ли.
— Ага, как к заутрене прозвонят вроде, — согласился Симкин.
— Пресвятая Дева, откуда вы все знаете? — с отвращением спросил Безголовый.
Типпит посмотрел на солнце.
— Ну, давайте прикинем, ребята. Врата, если они вообще откроются, откроются к заутрене. Значит, капитан велит вставать пораньше. А на этом параде мы еще час проторчим, не меньше.
— Твою мать, — пробормотал Смок, понимая, к чему все идет.
— Нам дадут пожрать как следует, потому что перед дракой мы всегда едим мясо, — продолжил Типпит.
— Черт, — снова сказал Смок.
— А потом капитан, или Плохиш Том, или Изюминка заявятся к нам и велят ложиться ради нашего же блага, — с удовольствием сказал Типпит, — потому что, если врата откроются к заутрени, Том Лаклан захочет, чтобы мы собрались и поседлались к тому моменту, как часы на соборе пробьют три.
— Черт, — повторил Смок. — Ну да, ты прав.
— И денег не дают, — с отвращением сказал Типпит. — Придется черт знает куда лезть ради денег.
«Попомните мои слова». Смок дернулся, все принялись оглядываться.
— Будь он проклят, — пробормотал Длинный Сэм.
— Сэм, ну тебе ли не знать, что Уилфул был слишком злым, чтобы оставаться мертвым. — Робин Хасти пожал плечами и перекрестился. — Я ничего дурного сказать не хочу.
Сопля неуверенно поднял руку:
— Безголовый?
— Я вам что, оракул? — Безголовый закатил глаза.
— Да я про добычу хотел спросить, — Сопля и в лучшие времена говорил плаксивым тоном.
— Про добычу?
Люди, которые до сих пор не обращали внимания на их разговор, начали коситься на них.
— Добыча? — поинтересовалась Дубовая Скамья, сходя со своего места.
— Безголовый, как ты думаешь, сколько добра можно награбить в целом мире?
Все затаили дыхание. Тишина была абсолютной, как будто магической. Безголовый считал. Молчание затягивалось. Наконец невысокий лучник покачал головой.