Весь день его усталая армия бежала, шла, плелась и кралась на восток, пока окопы, которые они должны были занять, брали один за другим, а их защитников убивали или обращали в рабов — так близко, что армия это слышала.
Вскоре после обедни напали и на них, но не с воздуха. На Кохоктоне вдруг выросли мосты, большинство — сильно позади арьергарда Гэвина, а два — рядом с боглинами и Экречем.
Противник начал форсировать Кохоктон.
Гэвин сразу понял, что ему придется сражаться, но у него почти не осталось стрел, фуража и всего того, что делало армию армией, и его почти разбитое войско практически перестало подчиняться приказам. Когда он попытался отыскать лорда Грегарио, то нашел только Редмида и его егерей.
— Рыцари ускакали и оставили нас, — с горечью сообщил Редмид.
— Боглины идут прямо на арьергард, — сказал Гэвин.
— Хорошо, — вздохнул Редмид и приказал устроить засаду прямо среди костей мертвецов, оставшихся после последнего боя на берегу. Гэвин прекрасно видел белеющие кости бегемота.
— Шесть стрел на человека, — сказал Джон Хэнд.
— Я знаю, — ответил Харальд Редмид.
Через полчаса Гэвин нашел Грегарио с почти двумя сотнями рыцарей, которые расседлали лошадей для отдыха, и отвел их назад как раз вовремя, чтобы спасти егерей Редмида, прижатых отчаянным боем к берегу ручья. Они держались, пока Экреч выводил свои легионы.
В воздухе висел странный мускусный запах, когда они отступили за ручей, забитый мертвыми тварями и уже выходящий из берегов, в ольховую рощу, отмечавшую границу весенних паводков.
— Что это за хрень? — сморщил нос Грегарио. Он осмотрел многочисленные глубокие зазубрины на клинке и задумался, увидит ли он когда-нибудь снова оружейника.
— Это запах, с помощью которого Экреч перетягивает к себе боглинов, — объяснил Гэвин.
Два легиона боглинов после целого дня боя сделались только больше. В такой ужасный день это было главной радостью. Ну, если не считать того, что Эш так и не напал и почти все были еще живы.
Грегарио заставил себя улыбнуться. Он проехал немного вперед, убрал меч в ножны на бедре и наклонился поблагодарить Экреча, чья белая броня после трех недель войны покрылась пятнами.
Упырь поднял продолговатую башку, и нижняя челюсть опустилась. Раздалось льстивое шипение:
— Ваш-ш-ши воины очень с-с-сильные.
Грегарио кивнул, и навязчивый свистящий голос стал еще громче.
— Союзники, — сказал Грегарио.
А ближе к вечеру граф Приграничья нашел самый восточный отряд боглинов, идущий через заброшенную ферму, и повел своих рыцарей, которые, несмотря ни на что, отдохнули, поели и сидели на свежих конях, в сокрушительную атаку, и они остановили поток врагов и отбросили их к краю леса. Погибли хейстенох и дюжина адверсариев. Сам граф потерял двадцать рыцарей, но маленькая победа всех порадовала, и армия, пошатываясь, двинулась в лагерь, где обычно ночевали торговые караваны перед последним переходом до ярмарки в Лиссен Карак. Там они обнаружили самые северные телеги обоза Дезидераты, и все люди получили колбаски и свежие яблоки, а лошади — корм.
— Мне кажется, что я оказался в кошмарном сне, — признался Гэвин Тамсин. — Скоро я проснусь и обнаружу, что весь покрыт чешуей.
Он откусил кусок колбаски.
— Это чудо, — улыбнулась Тамсин.
— Это проклятье, — сказал Гэвин.
— Чудо, — возразила Тамсин. — Такое же великое чудо, как то, что Эш не напал на нас сегодня. Я не смогла бы тебя спасти. Почему он не ударил?
Гэвин не смог ей ответить, потому что уже спал, прямо в доспехах, на голой земле, сжимая в руке колбаску.
Солнце садилось, алое как гнев, за темные столбы сажи на далеком западе, за предгорьями Эднакрэгов. Триста лошадей перешли Кохоктон вброд. Рыцари, где могли, плыли, несмотря на ледяную воду и опасность утонуть из-за тяжелых доспехов. На дороге к Альбинкирку они встретили отряд немертвых, раздавили их и поскакали дальше. Копыта гремели, как далекая буря, катившаяся от бродов до ворот Альбинкирка.
Приор Харндона все еще сидел верхом, мокрый, окоченевший от холода, и мечтал позаимствовать у кого-нибудь сухую одежду, когда главный конюший выбежал встречать его прямо к воротам цитадели.
— Слава богу, вы здесь! — выдохнул лорд Шон.
— Нам нужны только сухая одежда и корм для лошадей, — сказал приор. — Мы едем дальше.
Но, как бы уступая, он слез с лошади.
— Дальше? — Лорд Шон приложил руку к груди. — Черт возьми, в лесу полно червей. Между нами и Лиссен Карак нет дороги. Немертвые ее перекрыли.
— И тем не менее мы поедем дальше.
По двору бегали оруженосцы и пажи, факельщики зажигали огни, коней вели в конюшни или обтирали прямо здесь, несмотря на холодный воздух.
— Нельзя так рисковать. Нельзя ехать ночью.
Там было почти сто рыцарей ордена и еще полсотни оруженосцев. Они спешились, двигаясь как автоматоны.
— Черт возьми, сэр Джон, — главный конюший нахмурился, — ваши люди еле живы.
— Если мы не уедем сегодня же, до завтрашнего заката мы не сможем с места сдвинуться, — возразил Уишарт. — У вас есть новости об армии?
— Я расскажу все, что знаю, — ответил сэр Шон и почти насильно втолкнул Уишарта в холл, где ему в руку сунули чашку горячего супа — овощного, с бобами. Он выпил его одним глотком, как йомен осушил бы кружку эля. Сэр Шон своими руками принес ему еще супа, хотя приор был весьма худощав, а потом проверил, как дела во дворе. Приготовились здесь неплохо и людей кормили так же быстро, как лошадей. Тогда сэр Шон отправил своего оруженосца за дневной почтой.
— Приор? Новостей немного. Граф Приграничья и граф Западной стены соединились на западе, но враг сильно давит на них.
Вошел одетый в черно-белое посыльный с птицей на запястье. Лицо у него было того же цвета, что правая половина гербовой накидки.
— Милорд, — кивнул он Шону.
Шон принял новое сообщение. Закрыл глаза, а затем снова открыл их.
— Черт, — сказал он.
Приор поднял бровь, и главный конюший вручил ему листок.
— Враг взял штурмом укрепления Лиссен Карак, — проговорил сэр Шон. — Вся наша работа…
Уишарт обмяк.
— Выходит, крепость в осаде.
— Вы не войдете туда без армии. Простите, приор. Вы нужны нам здесь.
Харндонский приор громко молился.
В Харндон пришла ночь. В покоях королевы в большой башне замка горел свет. В гарнизоне находились только больные и раненые, все остальные ушли с сэром Ранальдом.
Джеральд Рэндом работал за столом у подножия трона. Королева сидела на троне, подперев подбородок кулаком, и злилась. Как обычно, она оделась в коричневый бархат. Ее волосы будто бы светились собственным светом, как заколдованные.
— Я хотела пойти, — сказала она и отвернулась. — Тут от меня нет толку. Меня забудут!
Рэндом просматривал стопку документов, каждый сложнее предыдущего: завещания жертв чумы, полная замена государственного совета, где было слишком много галлейцев, замена многих старейшин, список изгнанных семей.
Где-то в коридорах за залом раздался звук, заставивший его поднять голову. Сэр Джеральд прищурился и попросил одну из новых служанок зажечь факелы.
Она подошла к жаровне, и сэр Джеральд ясно различил звук, который ни с чем нельзя спутать: звон стали о сталь.
- Стража! — взревел он.
Двое королевских гвардейцев с алебардами вышли из ниши справа.
Первому в грудь воткнулась обмотанная тряпкой стрела. Он выронил алебарду и упал на колени, лицо его скривилось, будто он хотел что-то сказать, но разум уже покинул его. Ему досталась еще одна стрела.
Они хлынули в обе двери: люди в белых худах, с луками, а некоторые с мечами и щитами. Клинки уже потускнели от крови и смерти. Сэр Джеральд обнажил боевой меч. На поясе у него висел баклер, прекрасный баклер из стали и кожи, он взял его в руку и встал между грязно-белыми фигурами и троном.
Огромный королевский гвардеец перерубил одного из повстанцев пополам взмахом алебарды, получил стрелу в бок и снова ударил. Рэндом отбил стрелу и поковылял вперед на своей деревянной ноге. Их осталось всего семеро: шансы невелики, но можно победить. Бывало и похуже.