Джозеф не был глупцом. Он понимал, что младенцу нужна мать, а Джозеф не доверял Аарона никому, кроме Арианны. Он знал, что она будет заботиться о ребенке, что она любит его и защитит его, даже если ее сердце будет переполнено ненавистью к его отцу.
Прикованная к кровати, Арианна освобождалась только в тех случаях, когда ей нужно было пойти в ванную или душ. Ей дали достаточно свободы, чтобы легко дотянуться до сына и три раза в день приносили еду и воду. Та небольшая свобода, которой она обладала до попытки побега, была у нее отнята, заменена реальностью, что она служила только одной цели — заботиться о сыне чудовища. Она потеряла Коннора в качестве охранника, Джозеф быстро заменил его четырьмя другими мужчинами, строго приказав каждому из них не приближаться к Арианне и не разговаривать с ней, пока не появится другой.
Хотя она изо всех сил старалась не думать о судьбе Коннора, она не могла забыть, что они сделали с ним. Она знала, что Джозеф был жесток, что он, вероятно, приказал убить человека, которого она любила, и она боялась, что метод смерти был беспощадным и жестоким. Слезы катились из ее распухших глаз от потери единственного мужчины, который помог ей в кошмаре, в котором она жила.
Заснув, она была разбужена щелчком открывшейся двери и скрипом петель, нарушившим тишину комнаты. Она приоткрыла глаза и увидела, как Джозеф вошел внутрь. Он пересек комнату, чтобы взглянуть на Аарона, и улыбка тронула уголки его губ, когда он увидел, что его ребенок мирно спит в кроватке. Однако эта улыбка исчезла, когда он повернулся и позволил своим глазам скользнуть вдоль тела Арианны. Она вздрогнула, когда он приблизился, и попыталась отодвинуться от него на матрасе.
— Есть мероприятие, которое ты должна посетить сегодня вечером. Мне не нравится оставлять Аарона на попечение другого человека, но этого нельзя избежать, учитывая обстоятельства. Это займет всего час или около того, и тебе не нужно одеваться соответствующим образом для того, что должно произойти.
Ее сердце колотилось в горле, желудок угрожал освободиться от обеда, который она съела несколько часов назад. Не двигаясь ни на дюйм, она открыла рот, пытаясь говорить четко губами, которые были разбиты и кровоточили от удара Джозефа по лицу. Ее горло горело, а язык распух, но она смогла выдавить:
— Куда ты меня ведешь?
Она не была уверена, что хочет получить ответ на свой вопрос, не могла понять, что Джозеф устроил для нее.
Джозеф мило улыбнулся, частички того человека, которым он был много лет назад, проглядывали из-за холодного, мертвого взгляда его глаз. Он протянул руку, чтобы убрать волосы с ее лица, и она инстинктивно отпрянула от его прикосновения.
— Теперь, Арианна, тебе нечего меня бояться. Я не сделал ничего плохого. Ты сама виновата во всем, что с тобой случилось. Я был всего лишь хорошим мужем: давал крышу над головой, пищу в желудке и одежду. Я даже дал тебе охранника, чтобы защитить тебя, и что ты сделала? Попыталась улизнуть с ним, чтобы забрать у меня сына, — его слова звучали ужасно спокойно, почти радостно и удовлетворенно. — Но после сегодняшнего вечера мне больше не придется об этом беспокоиться. Ты полюбишь меня снова без помутнения рассудка из-за интереса другого мужчины.
Ее сердце готово было взорваться, и ей стало плохо, когда она поняла, что он ей говорит. Найдя в себе силы заговорить снова, она поднялась с кровати, подползла поближе к мужу, умоляя:
— Пожалуйста, Джозеф, что бы ты ни задумал, я не хочу быть частью этого. Пожалуйста. Я сделаю все, что угодно, только не надо…
Он шикнул на нее, успокаивающий звук был искажен злыми намерениями человека, который это сделал.
— Все что угодно? — он поднес палец к губе и постучал по ней, делая вид, что глубоко задумался. Встав, он протянул руку:
— Пойдем со мной, у меня есть идея.
Она не доверяла мужчине, стоявшему перед ней, но, не имея выбора, встала, как было велено, и взяла его за руку, когда он попытался помочь ей. Отпустив ее лишь на мгновение, он наклонился, чтобы снять кандалы с ее лодыжки, и с ее губ сорвалось шипение, когда прохладный воздух коснулся кожи, открытой грубым металлическим кругом.
Снова взяв ее за руку, он повел ее в ванную, закрыв за собой дверь с тихим щелчком, когда она вошла в комнату с низким освещением. Она повернулась к нему, не зная, о чем он попросит ее, и молясь, чтобы он не заставил ее участвовать в том, что он планировал раньше.
— Скажи, что любишь меня, Арианна. Скажи мне, что ты принадлежишь только мне теперь, даже если бы ты сбежала, ты никогда не позволила бы чужим рукам коснуться тебя.
Она сказала то, что он попросил, упала на колени, умоляя о прощении в полном отчаянии, чтобы избежать любого события, на котором он просил ее присутствовать.
Отодвинув стул от стены, он поставил его перед туалетным столиком так, чтобы его затылок был хорошо виден перед зеркалом. Усевшись, он посмотрел на нее. Она подползла к нему, готовая сделать любую гадость, чтобы заставить его передумать. Положив палец ей под подбородок, он приподнял ее залитое слезами лицо, и она посмотрела ему прямо в глаза.
— Танцуй для меня, красавица, покажи мне, как твое тело движется только потому, что ты рядом со мной, — он отпустил ее и откинулся на спинку стула, ожидая своего шоу.
Ее тело и сердце онемели, но она заставила себя подняться на ноги, медленно снимая одежду, прежде чем покачать бедрами под неслышную музыку. Ее глаза не могли не смотреть на свое отражение в зеркале, и она вздрогнула, увидев отметины на коже, шрамы от многолетних побоев, резко выделявшиеся ребра из-за недостатка еды в течение последних двух дней.
От этого зрелища ее затошнило, но она собралась с духом и стала танцевать для Джозефа, пытаясь вызвать у него удовлетворение. Он наблюдал за ней из-под тяжелых век, облизнув нижнюю губу.
— Правильно, детка, напомни мне, почему я влюбился в тебя.
Она продолжала танцевать, сдерживая слезы стыда и сожаления, двигаясь перед ним. Когда он внезапно встал, она не могла не вздрогнуть, страх пробежал по ее спине от того, что он сделает с ней дальше. Он небрежно отодвинул стул и согнул палец, приглашая ее подойти.
Когда она оказалась достаточно близко, чтобы он мог схватить ее, он прижал ее к своей груди. Запах его одеколона, смешанный с вездесущим запахом алкоголя, обжег ей ноздри. Прижавшись губами к ее уху, он спросил:
— Ты любишь меня?
— Да, Джозеф, больше всего на свете, — солгала она.
Его грудь содрогнулась от глубокого смешка.
— И ты хочешь сделать что-нибудь, чтобы доставить мне удовольствие?
— Да.
Он наклонился, прикасаясь к ее губам, скользя языком, чтобы проникнуть внутрь. Она хотела вырваться, хотела бороться с интимностью его поцелуя, но вместо этого приоткрыла рот, впуская его, делая вид, что не может насытиться им.
Оторвавшись от нее, он быстро отошел в сторону и приказал:
— Отойди к туалетному столику. Положи руки на стойку, подними свою задницу для меня
Подойдя к стойке, она посмотрела на него в зеркало. Опустив руки, она приняла ту позу, которую он просил, ее руки были крепко сжаты из-за любого намека на боль, которую он мог причинить ей. Она продолжала наблюдать, как он подошел и расстегнул брюки, позволив им опуститься до лодыжек, а сам встал позади нее. Одна рука поднялась, чтобы схватить ее за волосы и удержать на месте. Он снова улыбнулся.
— Не закрывай глаза, красавица, я хочу, чтобы ты смотрела, как я возьму тебя.
Одним мощным толчком он заставил себя войти в нее, прежде чем отпустить ее волосы и больно обхватить пальцами бедра. В медленном ритме он вбивался в нее, его голова откинулась назад, когда он застонал от удовольствия. Через несколько минут он вышел из нее. Встретившись с ней взглядом в зеркале, его лицо омрачила гримаса, прежде чем он протиснулся в тугое отверстие ее задницы. Она вскрикнула от боли, но не отвела глаз от отражения в зеркале.
— Скажи, что тебе нравится это. Скажи, что хочешь жестче.
Из ее глаз потекли слезы, и она сказала:
— Мне нравится это, Джозеф, я хочу жестче, — ее голос надломился на этих словах, но они, казалось, удовлетворили его, он кончал в нее, находя свое освобождение, пока она смотрела. Он отстранился, шлепнув ее по коже так сильно, что все ее тело затряслось от его силы.
Еще одна улыбка появилась на его лице, он направился в душ, чтобы вымыться. Когда он закончил и вернулся, чтобы встать позади нее, он протянул руку и убрал ее руки со стойки. Поднеся одну руку к губам, он прижал ее к своей груди, а другой рукой нашел ее грудь. Нежно поцеловав ее ладонь, он сказал:
— Будь готова через двадцать минут.
Ее колени подогнулись, и он рассмеялся, когда опустил ее на пол. Выйдя из комнаты, он повернулся к ней с отсутствующим выражением на лице, когда сказал:
— Эмори скоро будет здесь, чтобы забрать тебя. Я бы оделся, если ты хочешь сохранить то немногое достоинство, что у тебя осталось.
Глава 20
Ее ноги больно ударились о каменную плитку прихожей, когда Эмори вел ее по коридору, ведущему в банкетный зал. Когда они достигли больших двустворчатых дверей, Арианна ожидала, что двое охранников откроют их, чтобы она зашла. Но вместо этого они застыли, едва ли на нее взглянув, когда она подошла. Она остановилась перед дверьми, обернувшись на Эмори, когда его рука схватила ее за шею, чтобы развернуть ее в направлении фойе особняка. Смятение охватило ее разум, но она послушно шагнула вперед, не рискуя злить мужчину за ее спиной.
— Сегодня мы встречаемся не в банкетном зале, дорогая. Твой муж приложил все усилия, чтобы спланировать самое особенное мероприятие из всех, на которых ты когда-либо была.
Он засмеялся, ведя ее к огромным входным дверям, толкнул, потянувшись к железной ручке, чтобы вывести их наружу.