— И как же ее следует наказать?
Глаза Эмори заблестели в предвкушении.
— Уверен, я что-нибудь придумаю.
Двое мужчин сидели молча, пока Джозеф переваривал слова Эмори. Наконец, приняв решение, он приказал:
— Приведи ко мне Арианну. Мне нужно поговорить с женой.
Глава 23
— Превосходно, Аарон. Очень хорошо! — Арианна прижала сына к себе после того, как он блестяще исполнил мелодию, которой она его научила. В его зеленых глазах читалась гордость за то, что он справился с задачей, к которой стремился больше года. По правде говоря, не отсутствие интеллекта или таланта заставило его так долго учиться. Проблема заключалась в том, что он еще рос, и его пальцы не были достаточно длинными, чтобы играть, по крайней мере, они не были таковыми до недавних пор, когда он уже вырос достаточно, чтобы овладеть клавишами.
Смех и хлопки двух маленьких ладошек раздались позади них, и они обернулись, увидев Ксандера, сидящего позади них на диване, полностью заваленном игрушками, и его маленькое личико радовалось тому, что ему не придется делиться ими сейчас. Подняв Аарона со скамьи, она поставила его на пол, и ее спина заныла от потяжелевшего сына — он быстро рос. Взявшись за руки, они направились к тому месту, где сидел Ксандер, и Аарон, подойдя к другу, тут же схватил несколько игрушек. Ксандер скорчил легкую гримасу, и Арианна рассмеялась, увидев выражение его лица.
Щелчок дверной ручки эхом отразился от стен, и, услышав скрип петель открывающейся двери, Арианна увидела лицо Эмори, ее глаза немедленно скользнули на большой, грубый шрам, тянувшийся от уха до подбородка — напоминание, оставленное Коннором в ту ночь, когда он пытался помочь Арианне сбежать.
Нездоровая улыбка расплылась на лице Эмори, когда он медленно перевел взгляд с Арианны на мальчиков. Затем его безумные глаза снова остановились на ней, и он сказал:
— Джозеф хочет тебя видеть.
Ее глаза даже расширились от удивления. Джозеф никогда не просил о встрече днем, да и ночью редко навещал. По спине прокрались мурашки от ужаса, но она все же нацепила фальшивую улыбку и повернулась к мальчикам.
— Я только на минутку отлучусь, ваш папа наверняка просто хочет узнать, как вы поживаете.
Глаза Аарона потемнели, на его маленьком лице появился отрешенный взгляд. Он подошел к матери и обнял ее за талию, и, прежде чем отпустить, крепко вцепился в нее маленькими ручками. Она наклонилась, поцеловала его в лоб, после чего обернулась к Ксандеру, чтобы поцеловать и его. Ксандер рассмеялся, он был таким радостным ребенком, несмотря его жизненные обстоятельства.
Повернувшись к Эмори, Арианна кивнула и вышла из комнаты. На смену ей, чтобы присмотреть за детьми, пришли два охранника. Когда они шли, их ритмичные шаги звуком эха отскакивали от стен. Скрипнула дверь банкетного зала, и Арианна обнаружила, что там никого нет, потому она растерянно повернулась к Эмори.
— Он ожидает тебя в своих покоях в западном крыле. Ее глаза расширились еще больше: Джозеф ни разу не впускал ее туда с тех пор, как они сюда переехали. Она замедлила шаг, но Эмори грубо схватил ее за руку и потащил к дверям по ту сторону зала.
Когда они вошли в крыло, ее живот скрутило. Страх и отголоски утренней тошноты заставляли все ее внутренности болезненно сжиматься. Залы в этом крыле были точной копией тех, что были в правом, но они были пусты, так что Арианна очень удивилась, как такая большая группа людей, вроде той, что жила на этой стороне, могла полностью отсутствовать.
Пока ее вели в мертвой тишине этого дома, в хрупком теле рождался еще больший страх, этот путь больше походил на марш смерти, нежели на быстрый визит к Джозефу.
Войдя в покои Джозефа, она бросила взгляд на бутылки с алкоголем и полупустые стаканы, которые то тут, то там стояли на поверхностях столешниц и полок. Она поморщилась, увидев, как некогда красивая комната, которую она украшала своими любящими руками, превратилась, скорее, в холостяцкую берлогу, а не в семейный дом, который она рисовала в своем воображении. Как и залы, покои Джозефа были зеркальным отражением ее спальни в правом крыле. Было неприятно шагнуть в пространство, столь похожее и в то же время столь противоположное ее собственному.
— Он у себя в кабинете.
Она не смотрела на Эмори, когда он заговорил. Она ненавидела его больше, чем Джозефа, прекрасно зная, что если муж сошел с ума, то Эмори таким родился. Ни в одной клетке его тела не было ни доброты, ни чистоты. Расправив плечи, она подняла голову выше, зная, что бы ее ни ожидало внутри, хорошего ждать не стоит.
* * *
Джозеф поднял глаза и встретился взглядом с женой, которая, он был уверен, никогда по-настоящему не любила его. Он усомнился в мотивах, побудивших ее выйти за него замуж. Женщина, родившаяся в нищете, обнаружила, что привязана к мужчине, у которого есть все. Сначала он не хотел в это верить, не хотел признавать, что она использовала его ради жизни, которую он мог ей дать. А теперь, с фотографией ребенка, который больше походил на человека, которого он когда-то знал, чем на самого себя, он получил доказательство того, что в сердце его жены никогда не было любви к нему. Гнев, как змея скользя по его разуму, щекотал нервы, кожа пылала от прилива крови.
— Садись, Арианна.
Она села, ее прозрачные голубые глаза широко раскрылись, а на лбу появились морщины от растерянности и страха. Да. Пусть она сидит и дрожит. Если она не будет его любить, то, как минимум, подчинится ему. Она должна знать, что ее ценность заключается только в муже, которому она принадлежит. Он рассмеялся про себя, печальная правда, что все эти годы он был глуп, вопиюще торжествовала в его мыслях. Он обеспечил ее всем, спас от жизни, в которой у нее не было никого, кроме кузена, который представил ее членам высшего общества и жизни, которой она не заслуживала. А теперь, когда зеленые глаза истины смотрели на него с фотографий на его столе, Джозеф понял, что она облажалась в единственном, чего он просил у нее взамен.
Подлая мысль о том, что все эти годы не он был отцом ребенка от женщины, сидевшей напротив него, заставляла его испытывать стыд. А он считал себя отцом, думал, что может гордиться сыном, которого он создал. Но она лгала. Его гордость разлетелась вдребезги, его эго пострадало от осознания того, что он не был отцом своего сына, что он каким-то образом оказался хуже простого охранника.
Это пожирало его изнутри. Каждый раз, когда он видел ее лицо и ее плоский живот, несмотря на тысячи попыток сделать ее беременной. Это было болезненным напоминанием, которое он хотел изгнать из своей жизни, из своего дома. Он представил себе, как она смеется над ним, веселится и забавляется, зная о его провале. Его глаза изучали каждую деталь ее лица и тела. Годы покрыли морщинами ее лоб, тревожные отметины также появились вокруг глаз и рта. Ее некогда блестящие волосы безвольно болтались на лице, а кожа свисала с тела. Когда-то подтянутые мышцы обмякли за долгие годы. Это позор. Она запустила себя, еще одно очко против нее.
Он устроился в кресле, думая о том, что Эмори все-таки был прав. Она не собиралась покорно сидеть на привязи и кормиться за счет его усилий и достижений.
Эмори вошел в комнату, направился к письменному столу и остановился за спиной Арианны.
С выражением, исполненным злобы, Джозеф сказал:
— Сегодня утром я смотрел на фотографию нашего сына. Это его самый последний снимок, уверен, ты его видела.
Арианна молчала, но он видел, как ее плечи напряглись, а челюсти внезапно сжались от его слов. Уже это было достаточным доказательством того, что она была в курсе того, что он собирался ей сказать. Язык тела выдает самую честную информацию о человеке, эти маленькие намеки всегда просачиваются из мозга наружу. Если человек знает, что искать, он всегда узнает, правду ли ему говорит другой человек, искренен ли он с ним. Язык ее тела говорил о предательстве, о чувстве вины, о страхе. Ярость, которая накатывала на него, причиняла ему боль, мышцы его туловища, плечи и руки превратились в камень. Он хотел, чтобы она умерла, хотел видеть, как ее глаза покидает жизнь.
— Каждый раз, когда я смотрю на своего сына, я вспоминаю, что женщина, которая должна была быть моей женой, трахалась с другим мужчиной. Ты опозорила меня не только кувыркаясь с ним, так еще родила его ребенка и позволила мне растить его как своего собственного. Тебе удалось уничтожить меня, Арианна, медленно, методично. Ты опозорила меня перед сетью, и ты выставила меня дураком, потому что я поверил твоей лжи.
Он встал с кресла, обошел вокруг стола и сел, прислонившись к деревянной поверхности, так что оказался прямо перед ней.
— Я просил лишь об одной вещи, об одной долбанной вещи взамен на все, что я тебе дал. И что я получил в ответ?! Ублюдка вместо родного сына?
— Джозеф… — голос Арианны задрожал, когда она попыталась перебить его.
— Нет! Я не хочу слышать ничего из того, что ты скажешь. Все, что исходит из твоих уст — это ложь, чертова грязная ложь, которой ты пользуешься, чтобы и дальше брать мое, — он рассмеялся, гнев затуманивал логический ход его мысли. Он чувствовал вкус расправы на языке, он желал наказывать, высмеивать и выносить приговор. Его опьяняла власть, но он все еще жаждал большего.
Со скучающим выражением лица он откинулся на спинку стула.
— Ты больше не нужна мне, Арианна. Ты стала не более чем ходячим напоминанием о том, как я был предан в собственном доме, как я был обманут единственным человеком, который должен был любить меня больше всего на свете.