Охотников брать Корсунь немедленно было великое множество.
Возьмем! Взлезем на стены. Взбежим. Птицами взлетим. Веди, князь, веди! Пусть только запоют трубы!
Осажденные видели, как руссы сгружали с подвод тонкие бревна, клали парно на землю и с ловкостью и быстротой удивительной вырезали в них гнезда для поперечных перекладин. Получались лестницы. Руссы подымали их, примеривали взглядом, достаточно ли высоки.
По нескольку раз в день подымался на стену стратиг. Тоже соизмерял глазами высоту лестниц и стен. Ах вы неотесанные варвары! Не бревна надо тесать! Вас самих отесать бы надо! Вон какая высота стен, восемнадцать мер! И еще ров под ними, шесть мер! Да пока вы будете взбираться, взбегать, взлетать, мы зальем вас горячей смолой. Нет «греческого огня» — смола есть! Слышали, как скиф-пастух кричал? Плоть живая, на которую льют жидкий огонь, так орет. Будете так же орать!
Стен, подобных стенам Корсуни, до того года руссы еще не брали. Но высокобортные греческие корабли, дромоны, и с бортов своих низких судов брали. Сколько раз было, ладьи несутся на дромон, окружают его, надеясь захватить команду врасплох, лестницы вырастают у борта дромона, прилипают, как вклеенные. И ничто уже не остановит русса, поставившего ногу на первую перекладину. Греки-лучники мечут дротики, летят в нападающих крепкие, с железными наконечниками стрелы. Но русс, опьяненный возможной победой, не взбегает, взлетает на борт дромона.
Стратиг обо всем этом знает. Только ведь большой корабль дромон, да не так длинен, как стены Херсонеса. Стой, князь, стой, тупой варвар, под стенами. И год стой, и два стой, и три стой. Хоть всю жизнь стой. Херсонес у моря. Рыбы вдоволь. Дождутся, дождутся осажденные помощи от царей константинопольских.
Стратиг злил. Среди его глашатаев были двое, хорошо знавшие славянское наречие. Какими же едкими словами они оплевывали князя, всех руссов! Какие выкрикивали оскорбления! Под веселый хохот своих соревновались, кто крепче обругает варвара, невесть откуда появившегося под их стенами.
Схолариев и легионеров у стратига была горстка. Но горожане, перепуганные рассказами о том, какой зверской расправе предадут их руссы, пополняли и пополняли ополчение. Это были сильные мужчины. Свободные. Большей частью из торговцев и ремесленников. За любую работу, которую требовал от них стратиг, брались охотно. Разгоряченные, оголяли руки. Руки у них были круглые, с мускулами, развитыми упражнениями. На стене — ни одного раба. Один раб предаст тысячу свободных. Раб — враг. Раб — пакостник. Раб опасен.
Ополченцев было много. И на стенах было многолюдно, как на перегруженной движением дороге. Варили смолу. Щедро, не скупясь, кропили маслом дрова и угли. Разжигали костры под котлами. Раздували кузнечными мехами огонь. Смола плавилась. Ее черпали черпаками. На глазах у варваров лили в чаны. Смотрите, смотрите, скифы, что мы вам готовим!
Священники благославляли ополченцев. Ходили меж защитников с кропиолами, сделанными из конских хвостов. Кропили тоже щедро. Святая вода лилась, как из водопровода. Смоляной дух, чад дров и запах ладана доносились до лагеря руссов. Помолимся, помолимся, помолимся, христиане! Побольше, побольше смолы для варваров! Бог поможет нам. Варвары на земле узнают, каков ад на небе. Слава тебе, господи! Слава!
Несколько раз князь предпринимал малые штурмы. Выбирал те места на стене, где было особенно много ополченцев. Дружинники подымали с земли лестницы. Бежали с ними к стенам, легкие, стремительные, не чувствующие тяжести.
Внезапно князь останавливал их звуком трубы. До стены всего шагов двести. Зачем, зачем останавливаться?
Князь знал, зачем.
С земли наблюдал, что начинало твориться на стенах.
А там начиналось невообразимое. Толчея, суматоха. Торговцу, научившемуся хорошо метать камень из пращи, локти раздвинуть негде. Его свои же толкнули. И он полетел вниз, на скальное дно рва. Вечная память, ромей. И со смолой все получалось не так уж страшно. От неуемного старания ополченцы подкладывали под таган чрезмерно много дров. Смола в чанах загоралась. С расстояния было видно, как докрасна раскалялись, прогибались железные лапы под таганами. Да начнись настоящий бой, кто-то нечаянно заденет таган, на своих же всю смолу и выльет.
Самое время брать стену!
Но в это время несколько труб по приказу князя трубили отход. И ратники, полные ярости, нехотя подчинялись им.
Зачем — отход?
Князь, веселый, смеялся. Созывал сотников. Ну, как, страшны нам торговцы, ремесленники? Если ты купец — торгуй. Если ремесленник — мастери. Ты воин только тогда, когда оружие начинаешь носить раньше, чем у тебя борода закурчавится. Обломаем таких?