— Я думаю, он вполне разумен. С одной оговоркой. Нам следует отправиться вместе с твоей женой, ибо кто знает, когда по нашему следу будут пущены ищейки.
— А что скажешь ты, Мириам? — спросил Галл.
— Я? Я благодарю вас за вашу заботу. Что до меня, то я готова укрыться в любой дыре, лишь бы спастись от Домициана.
Через два часа в скромном, тесно населённом квартале города, где жили бедные ремесленники, производившие предметы роскоши для своих более удачливых сограждан, некий плотник Септим сидел за своим обедом в небольшой каморке над мастерской. У него были заскорузлые от труда руки, его одежды и длинная седая борода — обильно припорошены пылью, и в нём нелегко было признать епископа Кирилла. И всё же это был он, один из высших священников римской христианской Церкви.
В комнату вошла какая-то женщина, видимо служанка, и что-то тихо сказала.
— Юлия, жена Галла, и ещё две женщины? — переспросил он. — Тех, кто приходит с ней, можно не опасаться, введи их сюда.
В каморку вошла Юлия, за ней — две закутанные с головой в покрывала женщины. Епископ поднял руки, чтобы их благословить, но в последний миг передумал.
— Кто эти люди, что с тобой, дочь моя? — спросил он.
— Откройте ваши лица, — сказала Юлия.
Узнав Мириам, епископ слегка вздрогнул.
— А кто поручится за эту женщину? — спросил он, переведя взгляд на Нехушту.
— Я сама за себя поручусь, — ответила Нехушта. — Я христианка, крещённая многие десятки лет назад святым Иоанном, одна из тех, кто был на арене амфитеатра в Кесарии.
— Это правда? — спросил епископ у Мириам.
— Сущая правда, — подтвердила она. — Эта ливийка была служанкой ещё у моей бабушки. Она вынянчила и мою мать и меня и много раз спасала мою жизнь. Она — человек верный.
— Извини, — сказал епископ с невесёлой улыбкой и, обращаясь к Нехуште, добавил: — Ты женщина старая и должна знать, что в каждом незнакомце, которого принимаем мы, христиане, может скрываться Дьявол. — И, воздев руки, он благословил их от имени самого Господа.
— Стало быть, милая Мириам, — сказал он, всё ещё улыбаясь, — я всё же истинный провидец; ты участвовала в Триумфальном шествии и, как я слышал, была продана на торгах, и всё же Ангел Господень тебя не покинул.
— Нет, не покинул, — сказала она. — Более того, он привёл меня сюда.
Они подробно рассказали ему обо всём случившемся и о том, как Мириам спаслась от Домициана. Епископ смотрел на неё, поглаживая свою длинную бороду.
— Умеешь ли ты что-нибудь делать? — спросил он. — Что-нибудь полезное? Или я задал глупый вопрос: женщин из богатых семей не обучают ремёслам.
— Меня обучали, — слегка покраснев, сказала Мириам. — Я даже слыла неплохой ваятельницей: я слышала, что ваш император Нерон требовал, чтобы одному из высеченных мной бюстов оказывали божественные почести.
Епископ громко рассмеялся.
— Император Нерон? Бедный безумец отправился туда, где его давно ждали; не будем о нём говорить. Но я слышал об этом бюсте, даже сам видел его; это поясной портрет Счастливчика Марка, работа и впрямь примечательная. Но у нас здесь таких вещей не делают, мы ремесленники, а не художники.
— Ремесленники бывают и художниками, — возразила Мириам.
— Обычно нет. Могла бы ты делать светильники?
— С величайшим удовольствием. Если только я не должна буду повторять один образец.
— В таком случае, — сказал епископ, — я думаю, смогу предоставить тебе возможность зарабатывать на жизнь; а искать тебя тут никто не будет.
Менее чем в ста шагах от плотницкой, где работал Септим, находилась другая мастерская, где формовали из глины и обжигали вазы, миски, светильники и тому подобные изделия. Постоянные покупатели, большей частью оптовые торговцы, видели теперь в этой мастерской новую работницу в груботканом халате — вероятно, молодую и привлекательную; она сидела одна в самом углу, под окном. Люди со вкусом в скором времени заметили, что среди светильников, которые изготавливались в мастерской, появились довольно необычные, превосходно задуманные и сделанные; хотя за них и брали более высокую цену, чем за другие, закупщики всё равно получали на них хорошую прибыль. Весь день Мириам лепила эти светильники, а старая Нехушта, которая поднатаскалась в этом деле ещё в те времена, когда они жили возле Иордана, замешивала для неё глину и обжигала уже готовые изделия.