Выбрать главу

— Ты всегда отличался крайней предусмотрительностью.

— Потому и жив до сих пор.

— Продолжай, председатель…

35–27

Председателями в ковенах магов работали серишеты.

Иммунитет к магии объясняется очень просто. По личной просьбе Властелина Р'Льех лично Господом было запрещено воздействовать на серишетов всем развоплотившимся деятелям Долины Лиловых Зиккуратов, ныне подвизающихся в виде магической силы на службе будущей Пряности. Под угрозой выкидывания в Отброшенное Пространство Вселенной.

Серишеты, работающие председателями в ковенах, получили возможность воздействия на большинство человеческих магов. Вообще-то разные ковены магов контролировались разными Цитаделями. Отсюда и разница в заклинаниях, вкладываемых в «великие книги» будущей Пряности.

Нельзя сказать, что преимущественное право Властелина Р'Льех обрадовало остальных Властелинов. Но тут уж ничего не попишешь. Сидящие возле Куба — это исполнители воли Господа. И в случае неповиновения будут мгновенно отброшены на Дно Вселенной, где сами станут Пряностью.

Ведь Пряность — это цель, цель вторжения на данную и все остальные планеты планетарных демонов класса «Господь» со всеми их свитами…

Глава 36 Маггиф

36–01

Нгага делал чунга-чанга.

То есть, активно трахал обезьяну.

А что делать? А кому сейчас легко?

Конечно, солидные люди суют своё твёрдое в мягкое себе подобных, то есть женщин. Солидный человек имеет свою жену, а то и не одну. Но за жену полагается платить выкуп. А — чем? На войну пока не берут — мал ещё. Заработать самому? Пока не прошёл посвящение во взрослые, твоей добычей распоряжается отец. Что ещё?

Нет, некоторые выходят из положения очень просто. Как только спереди поднимает голову беспокойство, подёргал его, оно плюнет на всё и снова успокоится. Беспокойство — да, беспокойство уходит. А удовольствия почти никакого. А как же без удовольствия? И так никакого счастья в жизни, а тут ещё сам себя, своими руками, последнего лишаешь.

Некоторые выходят из положения с помощью друга. Ты помог другу, друг помог тебе, — так и до женитьбы дотянуть можно. Так ведь может получиться, что жена будет только одна, потому что так положено, а друзей — несколько. И после женитьбы.

И потом: хорошо, у кого есть такие друзья. А у кого таких друзей нет? И что делать бедному одинокому Нгаге?

Остаётся делать чунга-чанга.

36–02

На этот раз охота за обезьяной завела Нгагу достаточно далеко. До холмов. А в холмах, как известно, есть пещеры. Некоторые — маленькие. Некоторые длинные, но узкие, едва змея пролезет. И одна большая.

Перекинув тушку обезьяны через плечо, — не отпускать же вкусное мясо, раз уж поймал? — Нгага решил заглянуть в пещеру.

А — вдруг?

По дороге набрал пищи огня. Нашёл возле входа хорошее место для костра. Поел жареного мясо обезьяны. Она больше не будет делать бум-бум. То есть чунга-чанга.

При этой мысли сердце Нгага дрогнуло. И он покинул пещеру. Опять же, отец будет ругать, что Нгага долго нет. Нгага может понадобиться отцу для разного. Для охоты. Для починки пальмовой хижины. Для послать к кому-нибудь из селения. Или даже… Нгага поморщился и почесал зад. Хороший был друг у отца. Жаль, на войне погиб. Недавно… И теперь Нгаге приходится иногда заменять отцу погибшего друга. А от этого задница просто разрывается. Хотя сейчас, конечно же, не так больно, как в первый раз.

Нгага долго пытался понять, что в этом хорошего. Он даже поймал обезьяну-мужчину. Но так и не смог сделать с ним чунга-чанга. Пришлось убить и пытаться делать чунга-чанга, пока тёплый, совсем как живой. Нет, всё равно не получилось.

Нгага вздохнул и шагнул было вперёд, но какая-то сила как будто развернула его и направила обратно, в пещеру. Нгага даже хотел было удивиться, но почему-то передумал. И шагал, как во сне. Пока не подошёл к огромному кусту кристаллов. Ровных, прямых, торчащих из одного места в разные стороны, как каменные копья. И как туда ноги донесли? Никогда тут не был, никогда в пещеру так глубоко не заходил…

Остановившись как в полусне перед длинными, каменными иглами, Нгага зачарованно наблюдал, как камень как будто загорелся изнутри подземным огнём. Каждая каменная игла как будто затеплилась колючими огоньками. Окончательно окоченевшее сознание Нгага, безразлично покалеченное каменным костром пещеры, казалось, заколебалось само собою под воздействием раскаляющихся колебаний какого-то некто, — и скакнуло, покинув тело. И уже извне, всё так же покалечено-отстранённо узрело, как его стоящее тело покрылось коричневыми язвами. Капли растекающейся плоти скользили по его телу, скапливаясь в кашеобразную накипь около ног растаскиваемого по кусочкам тела Нгага. Мясо в язвах, коричневое, как кал.