— Да, пожалуйста …
— Я хочу вас спросить. Хорошо, допустим лично вам не нравятся люди в правительстве. Вы говорите, что у вас мирные намерения. Так что же вы будете делать? Как будете бороться с тем, что вас не устраивает?
— Правильный вопрос. Мы последователи Ганди, мы не будем ни с кем бороться. Мы просто не будем сотрудничать с такими правительствами. Вы знаете, в нашей Индии мы уже добились того, что правительство ограничено от решения многих вопросов. И ничего страшного не случилось, небосвод не рухнул, как нас уверяли политики.
Вы знаете, если в семье говорят, что убивать — это зло. То очевидно же, что просто необходимо вместе с этим, объяснять детям, что армия — это зло. Все армии создаются для убийств. И находится в их рядах должно быть позорно. Вам скажут, что они защищают. Но если в армиях агрессора не будет солдат — то, кто же нападет?
Что же было дальше? Хан многое не помнил, его мысли путались, но откуда-то из тумана в памяти возникали образы белых стен с неоновой рекламной подсветкой.
Его интерес к психоистории, которая применяла математические методы для исследования происходящих в обществе процессов, привел его в кабинет психиатра. Доктор окинул его взглядом, указал на кресло и дал небольшую листовку с заголовком «Математика войны».
— Прочитайте, пока ожидаете своей очереди.
Глава 2. Математика войны
Власть господина над рабом противоестественна; лишь по закону один раб, другой свободный, по природе же никакого различия нет. Поэтому и власть господина над рабом, как основанная на насилии, несправедлива.
Аристотель, Политика, ок. 340 г. до н. э.
В современном мире может показаться, что рабство это что-то далекое, и его нет. Или же, он нем рассуждали как о чем-то естественном и норме лишь древнего мира. Задолго до возникновения религий это понятие шло рука об руку с человеком, как и войны сопровождающие его историю. Некоторые могут даже провозгласить максиму вида «войны, насилие и рабство — это и есть история человечества». В некотором утрированном виде это будет истиной. Но свидетельства Аристотеля показывают, что вместе с этим, люди, говоря об этом, понимали, что в этом есть что-то противоестественное и несправедливое по природе своей.
Если бы ткацкие челноки сами ткали, а плектры сами играли на кифаре, тогда зодчие не нуждались бы в работниках, а господам не нужны были бы рабы.
Аристотель, Политика, ок. 340 г. до н. э.
Мы видим и понимание момента для окончания рабства как в возможности автоматизации работы, и то почему рабство в современном мире перестало быть столь необходимым, что становится допустимым не оправдывать его морально.
Раб по природе тот, кто причастен к рассудку в такой мере, что способен понимать его приказания, но сам рассудком не обладает.
… но рабом можно быть и по закону, когда захваченное на войне называют собственностью. Было бы ужасно, если обладающий большей физической силой человек только потому, что он способен к насилию смотрел бы на захваченного как на раба, подвластного ему.
полезно рабу и господину дружеское отношение, а у кого это не так, и отношения основываются на законе и насилии, происходит обратное.
Аристотель, Политика, ок. 340 г. до н. э.
Полезно понять, что и 3000 лет назад у людей существовало четкое понимание о недопустимости насилия. Но между философским взглядом и реальной жизнью (политикой) все это время существовал огромный разрыв, который лишь в умах мудрецов через споры о природе насилия и его проявлениях в виде войн и рабства, стремится уменьшиться. Но если ум мудреца это инстинктивно понимает, то математика войны заключается в том, чтобы создать такую точную науку, которая поможет распространить это знание на всех людей.
Ясно и то, что профессий как таковых в то время не было, и рабство было единственным способом заставить другого что-то сделать. Аристотель приводит пример, что некто в Сиракузах за плату обучал людей рабству, понимая под этим как правильно выполнять домашнею работу или кулинарное искусство, подчеркивая, что это науки рабские. Таким образом, мы четко видим в свидетельствах из прошлого, что если природа рабства была сродни нашему восприятию, то отношение людей к различным работам воспринималось совсем по-другому. И нас от людей времен Аристотеля отличают годы торжества науки в сторону автоматизации работ и связанное с этим дифференциацию людей по профессиям.
Поэтому те, кто хочет понять науки не рабские (то, что сейчас мы назвали бы прикладными), а собственно политику или философию, им полезно понимать, что рабство было всегда и у всех народов. Разница лишь в том, что полезно посмотреть на тот промежуток истории рода человеческого, когда рабство стало пропадать совершенно в разное время в разных странах и то, какое неравенство между ними это вызвало. Именно это является той движущей силой, которая позволяет понять математику войн. Тогда у государственного мужа, обладающего властью над людьми свободными, будет возможность понять и отделить риторику от сути происходящего в обществе. Для этого у нас есть уникальная возможность погрузиться в сны правителей.