— Я уверен, что она прячется в доме отца Евгения, я уже послал в Рим людей осуществлять слежку и жду со дня на день прибытия в Равенну ещё одного друга Клавдия Кальвисия Тулла, который тоже ездил к нему на юбилей.
— Отца Рутилия Тулла — наварха миопароны, на которой отплыл на юг Италии молодой Октавиан?
— Да, несравненная!.. Теперь я знаю, каким делом занять последнего великого римлянина, пока мы станем доставлять ко двору твою дочь... В стане гуннов воспитывается, как когда-то воспитывался и сам Аэций, его старший сын Карнилион. Пусть полководец и навестит его, а командование войсками передаст своему легату Литорию, который отличился в сражении с готами за город Нарбонну[55]. Об этом, как ты помнишь, сообщал и сам «последний великий римлянин», восхищаясь храбростью Литория, когда тог близко подошёл к Нарбонне, находившейся в осаде, приказал кавалеристам привязать к седлу два мешка муки и вместе с ними бесстрашно пробился сквозь укрепления противника к умирающим от голода горожанам. Воодушевлённые жители Нарбонны пришли на помощь римским легионам, и готы сняли осаду, потеряв при этом в сражении восемь тысяч человек...
— Да, помню, Антоний... — улыбнулась императрица. — Твоя голова, мой любезный друг, хороша тем, что в ней неожиданно появляются очень умные, свежие мысли... К тому же посещение Аэцием лагеря гуннов пойдёт на пользу всем нам; сейчас дикари успокоились и не продвигаются, но каково их дальнейшее намерение?.. Не плохо бы и преуспеть в разрешении этого вопроса... Только ты, Антоний, прямо не предлагай Аэцию шпионить — обойди стороной сей щекотливый предмет, а только как бы намекни... А далее пусть он сам догадывается... И последнему великому римлянину не обидно станет, и дело будет сделано. Иди, составляй хартию... А Кальвисия хорошо попытай словами, но если друга своего римского начнёт прикрывать, примени способ построже... Я разрешаю.
Возвращаясь от императрицы, Антоний Ульпиан был доволен собой. Кажется, давно он не испытывал такого удовлетворения от того, что ему удалось. Да, он теперь смело может сказать, что хорошо всё-таки знает римских патрициев: им бы в великих поиграть, но времена-то героев давно кончились!.. Если где-то и проявится этот самый героизм, то он обязательно будет соседствовать с какой-нибудь подлостью. Взять того же «последнего великого римлянина», от которого Плацидия без ума. Разве его борьба с Бонифацием велась открыто, по-геройски?.. Да конечно же нет, и закончилась победой Аэция только благодаря предательству...
«Необходимо отдать должное, что Аэций и Бонифаций, — размышлял корникулярий, — военачальники, достойные друг друга, вмещающие в себя также боевые достоинства знаменитых римских полководцев прошлого... Может быть, даже Бонифаций чем-то превосходил Аэция, но, по крайней мере, лучшими чертами своего характера — это точно...» — решил Антоний.
Правда, епископ Гиппонский святой Августин одно время оплакивал нравственное падение своего друга Бонифация, который, давши торжественный обет целомудрия, вторично женился на арианке, и которого подозревали в содержании у себя на дому нескольких наложниц... Но Бонифаций — герой защиты Массалии и освобождения Африки, и тот же Августин, вконец разобравшись, впоследствии восхвалял его христианское благочестие, народ уважат Бонифация за честность, а солдаты боялись его неумолимой справедливости. Один пожилой крестьянин пожаловался на одного солдата, который силой и смертельными угрозами жизни маленьких детей принудил красивую невестку старика к интимной связи. Приняв жалобу, Бонифаций приказал крестьянину явиться на следующий день в лагерь, а сам, старательно разузнавши, где происходит это преступное свидание, вечером сел на коня и, проехав несколько миль, застал врасплох своего солдата, совершающего над молодой крестьянкой насилие. Полководец немедленно казнил солдата и на следующий день предъявил крестьянину голову злостного прелюбодея...
Дарования этих двух полководцев могли бы пойти на пользу общему делу, если бы Плацидия подходила к каждому из них умно, с учётом особенностей характера этих людей и обстоятельств. Заранее зная, что на командование Ливией в Африке претендует Аэций, императрица тем не менее назначает Бонифация полководцем-наместником этой страны.
Аэций, разумеется, не смог смириться с таким назначением; какое-то время он терпел, но когда стало невмоготу от нанесённой ему обиды, то пошёл на явную подлость. Он попросту оклеветал Бонифация перед императрицей, доложив ей, что якобы тот уже присвоил себе всю верховную власть в Ливии и скоро случится так, что он объявит колонию независимой от Рима. А императрице нетрудно будет в том убедиться, если она отзовёт Бонифация к себе во дворец и увидит, что тот явиться к ней не захочет. Мнение Аэция показалось Плацидии основательной, и она последовала этому совету.