— «Горжусь, что я вашего рода и что во мне ваша кровь».
Жители Антиохии были люди слишком культурные, слишком большие любители Поэта, чтобы не оценить это. И, как в славные дни Древней Греции, муниципальный сенат вотировал[96] воздвигнуть в честь императрицы золотую статую, которая и была позже поставлена в курии, а на бронзовой плите, помещённой в музее, была вырезана надпись в воспоминание о посещении Евдокии.
Кажется, только тогда Гонория поняла, что такое быть настоящей царицей... Когда с полным правом можно заявить своему народу, что «я вашего рода и что во мне ваша кровь». С того момента мысли эти стали часто посещать римскую Августу, имеющую титул, а не власть, и проведшую почти половину своей жизни словно узница... Будто невольно сподобилась отцам-пустыннослужителям...
И понимала, что Евдокия, находящаяся тоже длительное время под присмотром Пульхерии, тоже вела в Константинополе жизнь узницы. Это сейчас она свободна как райская птичка, но что будет дальше — одному Богу известно.
Пока обе не знали, что длинные руки Пульхерии дотянулись до них; трое, посланных из дворца, уже наблюдают за ними.
И как удивилась Евдокия, когда Гонория первой изъявила желание посетить в сирийской пустыне старцев.
Сенат, у которого Евдокия попросила разрешение на встречу с аввами, отказать ей не мог, хотя понимал, что путешествие в пустыню не из лёгких. Сопровождать царских особ вызвался сам епископ Антиохийский.
На горбах пяти верблюдов приспособили специальные носилки с балдахинами. Там и поместились Евдокия, Гонория, их служанки, епископ. Приск и его слуга ехали на лошадях вместе с охраной.
Они прибыли к пещере, где жил знаменитый тогда авва Данила. Когда он вышел навстречу епископу, которого знал в лицо, то удивился двум богато одетым женщинам, представшим перед ним. Поправляя на теле верёвки, которые уже начали въедаться в кожу, спросил:
— Кто такие? Что надо?
Епископ ответил, что одна из них византийская царица, другая — римская царевна.
— Божие слово они хотят услышать от тебя, отче.
Авва Данила был страшно худ, ибо всё сильнее и сильнее умерщвлял и порабощал своё тело. Он часто не спал ночами, ел один раз в сутки после захода солнца, а нередко и в четыре дня. Пищей ему служили хлеб, соль и вода. Спал он на рогоже, а чаще всего на голой земле. Но лицо Данилы сохраняло необычную красоту и приятность, а в глазах отражались полное душевное равновесие и покой. Такие лица были у настоящих праведников, проводящих всё своё время в молитвах и раскаянии.
А раскаиваться бывшему богачу и знатному человеку в Антиохии было от чего: изменившую ему жену он сам предал смерти, всё своё богатство роздал бедным и ушёл в пустыню.
Когда Евдокия и Гонория приблизились к нему, авва Данила, пристально всматриваясь в их глаза, вдруг взял за руку Гонорию и резко сказал:
— А вот тебе, милая, я сплёл бы невод... Непременно, сплёл! И не един...
Узрев на лицах царственных особ удивление; он попросил их сесть и рассказал притчу.
«Пришли к авве Ахиллу, который живёт в пещере со мной по соседству, на берегу небольшого озерца, в сорока милях отсюда, три монаха-старца, на одном из коих лежала дурная слава... И сказал Ахилле первый старец:
— Авва, сплети мне хоть единый невод.
Ахилла ответил:
— Не могу того сделать.
И другой старец попросил:
— Сотвори милость, чтобы иметь нам в обители нашей о тебе память.
Авва и тут сказал:
— Недосуг мне.
Говорит ему третий, на ком лежала дурная слава:
— Для меня-то сплети хоть единый невод, чтобы получить его из рук твоих, отче.
Ахилла же поспешил отозваться:
— Для тебя сделаю.
Те два старца и говорят ему, когда остались с ним наедине:
— Как же мы молили тебя — и не захотел ты для нас сделать, а этому говоришь: для тебя, дескать, сделаю?
Отвечает им авва:
— Вам я сказал: не могу, дескать, того сделать, — и вы не оскорбились, но так и поняли, что недосуг мне. Ему же если не сделать, он и подумает, что Ахилла наслышан о грехе моём, вот и не захотел сделать. Соплету ему неводочек сей же час.
Так ободрил он душу падшего брата, дабы тот не впал в уныние...
В таком же неводочке и я нуждался... Молитесь, дети мои, ибо молитва есть исцеление от печати. Кто молится в духе и в истине, тот уже в не тварях чествует Создателя, но песнословит Его в Нём Самом».