— Нет!
Я оттолкнула его так сильно, как могла.
Спотыкаясь, добрела до двери и вышла из хлева наружу. Кто-то украсил двор электрическими гирляндами, и они освещали мне путь. Фиолетовые, розовые и белые огни. Они мерцали на крыше сарая, доме и заборе вдоль переулка. Их не было на этой стороне двора, остававшейся сравнительно темной.
Я подошла к воротам и остановилась, глядя на море, плескавшееся за полями. Теперь во дворе было меньше людей, чем прежде. Жареное мясо кончалось, и гостей потянуло танцевать. В большом сарае клокотала энергия. Меня радовало, что она билась там, где меня не было. Мне нравился зеленоватый оттенок темноты, а также расплывчатые темные силуэты коров, щипавших траву.
Не знаю, сколько времени я так стояла. Может, минут десять, может, час. Ко времени, когда Гевин меня нашел, мои ноги онемели от холода.
Он встал рядом, прислонившись к воротам так же, как и я. Его локти покоились на верхней перегородке, подбородок — на кончиках пальцев. В непосредственной близости от себя я чувствовала тепло его тела.
— Прости.
Я не отвечала и не смотрела на него. Понимала, что в такой темноте море нельзя увидеть, но отчаянно стремилась различить горизонт в угловатом конце долины.
— Хочешь?
Он протянул откупоренную бутылку виски, уже на четверть пустую. Я взяла и отхлебнула из горлышка. Виски обжег меня от горла до желудка. Вдоль забора к нам двигалась корова, которая, опустив голову, щипала траву. Я слышала звук отрываемых стеблей и чавканье. Слышала отрывистое частое дыхание Гевина. Музыка, доносившаяся из сарая, казалась далекой и неуместной. Я сделала еще один глоток из бутылки, и теплота распространилась по телу. Переступила ногами.
— Пойдем отсюда, — сказала я. И наконец взглянула на него. Он смотрел на меня, и его лицо казалось более ранимым, чем я могла себе представить. Глотнула еще виски и вернула ему бутылку. — Пойдем.
Он неопределенно улыбнулся:
— Послушай…
— Заткнись, — отрезала я.
В пикапе, перед тем как завелся двигатель, я еще заглотнула виски. Мне удалось выехать через ворота двора, и мы не спеша двинулись по боковой дороге к шоссе. В этот поздний час движение на шоссе было не слишком интенсивным, поэтому не имело особого значения то, насколько умело я веду автомобиль. Через некоторое время я ехала посередине дороги со скоростью пятнадцать миль в час, когда нам повстречалась вылетевшая из-за поворота машина. Я пропустила ее, но внезапно сердце забилось, и я не смогла ехать дальше. Затормозила у каких-то ворот и выхватила у Гевина бутылку.
Я глотала так быстро, что понадобилось несколько мгновений, чтобы заговорить снова.
— Не могу ехать дальше. Остановимся здесь.
Это был район на окраине Кингсбриджа, где размещаются новые промышленные и торговые предприятия. Гевин вытащил из багажника пикапа одеяло, и мы проехали через ворота в автопарк. Гевин расстелил коврик под тощей березкой, и мы разместились на нем с бутылкой виски. В ней еще оставалось на четверть жидкости.
Уже взошла луна, почти на полдиска. Она освещала приземистые здания по другую сторону шоссе. Мы с Гевином сидели, прижавшись спинами и передавая бутылку друг другу.
Когда бутылка опустела, он развернулся, чуть-чуть подтолкнув меня плечом так, что я повернулась тоже, и мы оказались лицом друг к другу. Он снова меня поцеловал. Теперь это был настоящий поцелуй. Я почувствовала теплоту в теле, которая, возможно, исходила от виски. Но когда я легла на коврик, а голова Гевина закрыла мне луну, я поняла, что это было нечто большее.
Меня разбудил шум грузовика, въезжавшего в автопарк задним ходом. Было уже светло, но еще рано. Я лежала, наблюдая, как громада грузовика совершает маневры с целью попасть на территорию склада универмага напротив, и размышляя о прошедшей ночи. Секс с Гевином доставил мне удовольствие. Хотя мои члены онемели от холода, все же я ощущала теплоту от виски и удовлетворения. Ощущала и кое-что еще. Навязчивый образ, который я, помимо прочих вещей, до сих пор игнорировала.
Гевин никогда не снимал черных платочков с запястий. Даже тогда, когда мылся, они оставались на месте. И я не задавала ему вопросов по этому поводу. Но прошлой ночью, когда наши тела терлись друг о друга, один из платочков соскользнул, и я мельком увидела при лунном свете безобразный шрам, который скрывался под ним. Он опоясывал запястье целиком. Как и шрам на лице, он зарубцевался, но был розоватым, а не серебристым, какими обычно становятся шрамы со временем. Раны были нанесены, очевидно, не так давно. В тот момент, когда меня еще не поглотила страсть, мне показалось, что этот шрам является следствием ожога.