Интендант Арсинои, некий Сократ, был просто кладезем полезных советов. Как только Катон рассказал ему о своих планах, его пораженное воображение воспарило.
— О Марк Катон, творец нового «Анабасиса»! — пронзительно крикнул он.
— Я не Ксенофонт, Сократ, и мои десять тысяч — добрые римские граждане, а не греческие наемники, готовые драться даже за персов, своих исконных врагов, — сказал Катон, старавшийся все эти дни умерять свой голос, чтобы не обижать нужных делу людей.
К тому же он надеялся, что ровный тон его не выдаст той вспышки ужаса, которую он ощутил при невольном сравнении предстоящего марша с другим, известным всему свету маршем десяти тысяч греческих воинов, состоявшимся почти четыре века назад.
— Кроме того, мой марш не войдет в анналы истории. У меня нет нужды, как у Ксенофонта, давать письменные объяснения предательству, ведь никакого предательства нет. Поэтому никаких комментариев к моему маршу десяти тысяч не будет.
— Тем не менее ты поступаешь как спартанец.
— Я поступаю всего лишь разумно, — ответил Катон.
Он поделился с Сократом своим беспокойством. Его люди росли в Италии на крахмале, масле, всяческой зелени и фруктах. Чуть-чуть бекона для запаха — вот рацион бедняка. Они не выживут, питаясь одним только мясом.
— Но ты же должен знать о лазерпиции, — сказал Сократ.
— Да, я знаю о нем, — ответил Катон, и его лицо скривилось от отвращения. — Это средство, способствующее пищеварению, за которое такие люди, как мой тесть, платят целые состояния. Говорят, оно помогает желудку восстановиться после переедания.
Он вздохнул, в отчаянии посмотрел на Сократа.
— Мясо! Одно лишь мясо! Сократ, Сократ! Мне нужен лазерпиций! Но где же взять его в таком количестве, чтобы в течение нескольких месяцев ежедневно пользовать им десять тысяч людей?
Сократ рассмеялся так, что у него на глазах выступили слезы.
— Там, куда ты направляешься, Марк Катон, имеются целые заросли сильфия. Это низкорослый кустарник, которым будут охотно лакомиться твои мулы, быки и козы. Из того же сильфия люди, называющие себя псиллами, извлекают лазерпиций. Они живут на западном побережье Киренаики, у них там есть небольшой порт Филенор. Если бы мясо являлось привычным питанием вокруг Вашего моря, псиллы были бы намного богаче, чем сейчас. Это пройдохи купцы, посещающие Филенор, богатеют, а не псиллы.
— Кто-нибудь из них говорит по-гречески?
— О да. Они вынуждены знать этот язык, иначе ничего не получили бы за свой лазерпиций.
На следующий день Катон верхом отправился в Филенор. Секст Помпей галопом догнал его.
— Возвращайся, ты нужен в лагере, — твердо приказал Катон.
— Ты можешь приказывать всем сколько хочешь, Катон, — нараспев сказал Секст, — но я — сын своего отца и умираю от любопытства. Когда Сократ сообщил мне, что ты отправился закупить несколько талантов лазерпиция у народа, именующего себя псиллами, я решил, что тебе нужна компания получше, чем Статилл и Афенодор Кордилион.
— Афенодор болен, — коротко бросил Катон. — Хотя я и решил запретить кому-либо ехать верхом, боюсь, придется сделать для него исключение. Афенодор не может ходить, и Статилл ухаживает за ним.
Филенор находился в двухстах милях к югу, но местность оказалась достаточно населенной, и можно было найти еду и постель на ночь. Неожиданно для себя Катон обнаружил, что ему нравится общество жизнерадостного и строптивого Секста. «Однако, — подумал он, когда им осталось проехать последние пятнадцать миль, — я, кажется, понял, с чем нам придется бороться. Хотя тут есть чем поживиться скоту, земля совсем голая. Абсолютно».
— Единственная явленная нам милость, — сказал Насамон, вождь псиллов, — это грунтовые воды. Вот почему сильфий растет так хорошо. Травы не растут, потому что их корни не проникают глубоко в землю, то есть не достают до воды. А у сильфия есть стержневой корень, он длинный. Только учтите, что для перехода через солончаки и соленые болота между Хараксом и Большим Лептисом вам понадобится вся вода, какую вы сможете унести. Есть еще соленая пустыня между Сабратой и Тапсом, но этот переход короче, и последнюю его часть вы пройдете по хорошей римской дороге.
— Значит, есть поселения? — просияв, спросил Катон.
— Между нами и Большим Лептисом, что в шестистах милях от нас, только Харакс.
— Как далеко до Харакса?
— Около двухсот миль, но есть и оазисы, и колодцы, а население — мои псиллы.
— Как ты думаешь, — неуверенно спросил Катон, — мог бы я нанять пятьдесят твоих псиллов в проводники до самого Тапса? Тогда, встретив людей, не знающих греческого, мы смогли бы с ними договориться. Нас очень много. Я не хочу устрашать племена.