— Надо немного подождать, — Эйса заметалась по комнате, не зная куда себя деть. Ожидание, как и компания Оливера Данэма выводили её из себя.
Громкий удар в дверь заставил обоих схватиться за оружие и рефлекторно пригнуться.
— Я знаю, что вы там! Проклятые мародёры! Стоит только человеку умереть! — старческий голос сердобольной соседки гудел на весь этаж, привлекая ненужное внимание. Данэм тронул Риверу за руку и указал на окно, за которым виделся ржавый остров пожарной лестницы.
Когда Эйса ступила на землю, у неё дрожали руки и дыхание сипело, как у гончей, намотавшей добрый десяток миль.
— Резвее, старушка, — подначивал Данэм, внимательно всматриваясь в предрассветную темень. — Начни с пробежек, здоровье поправишь.
— Быстрее пули бегать не стану. Не вижу смысла напрягаться.
Они действовали слаженно, будто сработанная команда, и это показалось ей странным, ведь они знали друг друга лишь несколько часов.
Пульс всё ещё бился в висках, подгоняемый выбросом адреналина, когда Эйса снова оказалась на переднем сиденье серебристого «БМВ». Данэм вырулил на шоссе и набрал скорость. Эйса не смотрела в его сторону, он молчал, прокатывая мили и не жалея горючего. Так он коротал ожидание.
11. Пути неисповедимые
Эйса терзала телефон Данэма, снова и снова обновляя электронный ящик. В полутьме салона был слышен лишь тихий рокот турбины движка, когда Данэм выжимал газ, обгоняя попутные машины. Эйса ощущала запах кожаной обивки, ароматизатора с нотками сандала и холод стекла, когда прижималась к нему лбом. Ривера торопила время и вместе с тем, отчаянно не хотела, чтобы оно шло слишком быстро. Эйса не знала, что будет с ней, когда Данэм получит то, что ему так нужно.
— Есть, — на дисплее мигнул белый конвертик, и она отдала ему телефон.
— Ну, привет, сукин сын, — Данэм взглянул на фото и резко сбросил скорость, включив аварийки.
Эйса никогда не видела этого человека, но Данэм, похоже, знал его хорошо. Молодой мужчина, белый, у которого не было особых примет, кроме поломанного носа — встретив такого на улице, Ривера не обратила бы на него внимания. Однако именно он уничтожил её звено и убил её сестру. Эйса искренне желала ему испытать все муки ада.
— Этот мудак не учёл одной вещи. Я не стал бы резать ей башку на её территории. Слишком много следов, — он говорил скорее себе, чем ей, в его голосе угадывалось злорадство, словно он вывел бездарного подражателя на чистую воду. Риверу затошнило от его слов. Она вспомнила ту чёртову видеозапись.
— Ты что, кайфуешь от этого?! — Эйса вскинулась и стукнула ладонью по приборке так, что стало больно. Одна мысль о том, что она делит с ним ничтожно малое пространство салона, была для неё пыткой — ей отчаянно хотелось свалить куда угодно, лишь бы подальше от него.
— Это моя работа. И я делаю её лучше других, — Данэм осадил её, Эйса отвернулась от него, упрямо сжав губы. Казалось, что он безумно гордился своим профессионализмом, и она едва не подавилась собственным языком.
Ривера мало пересекалась с палачами картеля. Шокер не в счёт — он был психом, взять с него нечего, но те редкие встречи Эйса запомнила на всю жизнь. У них были мёртвые глаза. Они смотрели так, словно прикидывали, где под слоями кожи и мяса у тебя сустав, а где лучше разорвать тебя по шву. Они могли пытать людей неделями, не вылезая на божий свет, именно после их трудов запуганные до икоты синалойские копы снимали изуродованные трупы с фонарных столбов. Данэм был не похож на них, он был слишком нормальным, словно в его мозгах был вшит невидимый тумблер, который переключал его в режим зверя и обратно. И это пугало куда больше.
Он остановил машину на обочине и взялся за мобильный.
— Это Натан Вельховен. Да, я думаю, это он. Я понял, — судя по тону голоса и лицу, чуть опущенному вниз, Эйса поняла, что Данэм отчитывается своему хозяину, Человеку.
Она смотрела во все глаза, жадно впитывая скудные обрывки информации, анализируя жесты и выражения его лица. Это всё, что ей оставалось — никто не собирался вводить её в курс дела, словно она бесплатное приложение к кушу в двадцать пять миллионов или вовсе дама из эскорта. Это положение вызывало у неё прилив беспомощной злобы, который она тщетно пыталась погасить, сжимая через ткань рубашки холодный ствол пистолета.