Но это так – просто пар вышибло из-под крышки. Я говорил про Элис.
Так вот, последняя мода в этой процветающей индустрии – сексуальные домогательства. Многие мои друзья теперь боятся даже задержать взгляд на своей секретарше – независимо от ее возраста, форм и даже стажа совместной работы. Что далеко ходить? Пол Черник, который страхует все наши поездки, веселый польский еврей, разговаривая с одной из своих помощниц – он стоял, она сидела за компьютером, – положил ей руку на плечо. Дама – сорок два года, страшная, как сон про атомную бомбардировку, ноги в форме буквы «Х», проработавшая в его агентстве восемь лет – подала на Пола в суд. Все знали, что она давно пыталась уложить босса к себе в постель, что это ей не удалось и что она пыталась таким образом отыграться. Поэтому свидетели, хотя и не могли отрицать факт предумышленного физического контакта, были на стороне Пола. Только благодаря этому требуемые 200 тысяч долларов дама не получила, однако суд запретил Полу ее увольнять. Эта страхолюдина до сих пор у него работает, хотя все инструкции получает теперь от него письменно через курьера.
Пол, с которым мы, можно сказать, дружим, после того случая постоянно предлагает мне совершить обмен. За Элис он дает свою мегеру, ранчо неподалеку от Палм-Спрингс, куда он всё равно не ездит из-за занятости, и свою старую мать Голду, с которой у нас с первой же встречи возникла нежная любовь, но которая живет в доме престарелых в Коннектикуте около Гринвича, на берегу моря, с собственной клиникой, ресторанным питанием и ежемесячным счетом в 2400 долларов.
Элис! Теплая волна в груди с неизменной примесью сожаления! Но я был прав, что закруглил разговор. Занавеска на окне Метека вдруг резко втянулась в глубь комнаты, а потом разом сникла. Видимо, он вышел из номера.
Я подошел к окну. «Бальмораль» казался вымершим. Колыхалась лишь занавеска в номере Метека на втором этаже. На моем уровне все окна были закрыты ставнями. И лишь еще выше, на четвертом этаже, прямо напротив моего номера, в двух распахнутых окнах жили своей жизнью тюлевые паруса. Видимо, обитатели этих комнат уже давно топтали размякший асфальт туристических маршрутов, наивно полагая, что ветер с улицы сохранит прохладу.
Я угадал. Блеснула стеклянная дверь, отразив припаркованные у тротуара малолитражки – основу автомобильного парка Парижа и вообще всей Франции, – и на пороге возник Метек. Он был всё в той же дурацкой черной майке с Эйфелевой башней и синих джинсах с торчащим из заднего кармана бумажником. Я злорадно усмехнулся – карманники, которых в Париже раз в пять больше, чем полицейских, оприходуют его в два счета. Метек нацепил на нос элегантные темные очки и развинченной походкой туриста двинулся вверх по улице, к Триумфальной арке.
Я вздохнул с облегчением. Вот что бы я делал, если бы он вышел сейчас с чемоданом, к дверям подкатило бы заказанное им такси, и через двадцать секунд его бы и след простыл? Меня даже пот прошиб. «Сегодня надо всё закончить, кровь из носу!» – сказал я себе.
Что? Вы бы пошли за ним, надеясь улучить момент, когда вокруг никого не будет? Поэтому вы и продаете миксеры или что там еще! Профессионал всегда обнаружит за собой слежку – а он безусловно профессионал. Это чудо, что мне удалось вчера провести его от Елисейских Полей до «Бальмораля» и снять номер в гостинице напротив. Вполне возможно, учитывая, что произошло тогда, семнадцать лет назад, Метек бы меня тоже узнал. Так что мне лучше было дожидаться его возвращения.
А если он вернется затемно и сразу задернет шторы? А если он вышел купить сигарет, потом вернется и тут же уедет? «Нет, – сказал я себе, – по всему его виду ясно, что он намерен насладиться еще одним погожим днем в столице мира. Но нужно быть начеку и времени больше не терять».
В номере даже не было минибара, но оставаться в нем теперь смысла не было. Я вышел в коридор, подождал, пока горничная с тремя эйр-бэгами по фасаду выключит пылесос, попросил, чтобы она немедленно убрала мой номер, и спустился на улицу.