Конечно, в здании имперского министерства иностранных дел оставалось немало дальнозорких политиков, высококультурных и образованных людей. Призраки Бисмарка, Бюлова, Ратенау, Штреземана безусловно могли навещать чиновников, облачившихся в новую блестящую форму, введенную при Иоахиме фон Риббентропе. В конечном счете не случайно, что в рядах профессиональных дипломатов впоследствии оказалось немало участников заговора 20 июля. В МИДе многие видели роковую динамику гитлеровского курса на войну. Видели, но... одобряли многие действия фюрера, в особенности в отношении Чехословакии и Франции, а затем Польши и СССР. Фигура статс-секретаря Эрнста фон Вайцзеккера здесь оказалась наиболее трагичной: он до последнего момента надеялся «обуздать» фюрера, предлагая ему более умелые тактические ходы, а на практике становился соучастником в развязывании агрессии. Огромный интерес в этом плане представляют его дневники, изданные канадским историком Леонидасом Хиллом, и надо надеяться, что советский читатель когда-либо с ними познакомится.
Книга Фляйшхауэр тоже дает обширный материал для раздумий о «дуализме» души и действий как самого Вайцзеккера, так и его единомышленников. В груди многих дипломатов нацистского периода жили по «две души». Это раздвоение оказалось особенно характерным для тех, кто занимался германо-советскими отношениями. Судите сами: начиная с Рапалло и в течение начала 30-х годов германская дипломатия показала высокий класс профессионального и политического здравомыслия, поддерживая нормальные связи с Москвой. И вот приходит к власти партия, которая свою высшую цель видит в уничтожении Советского Союза! Руководство имперского министерства иностранных дел (Нейрат) довольно быстро усвоило новую максиму (в частности, убрало с поста статс-секретаря фон Бюлова, «хранителя» рапалльских традиций), но одновременно продолжало пользоваться услугами специалистов из того же круга лиц (Шуленбург, Надольный, Шнурре, Хильгер). В этом же круге и появилась в конце 1938 года идея оживления былых добрых отношений с СССР. Другое дело, что эта идея была обращена в свою противоположность, то есть не для стабилизации мира, а для подготовки войны. Здесь видим обратную метаморфозу «приспособления элиты», а именно: политическое руководство рейха приспособило для своих целей концепции, казалось бы, неприемлемые для него!
Это не означает, что мы должны отрицать честность и внутреннюю порядочность таких людей, как Шуленбург и другие его единомышленники. Фигура последнего довоенного посла в Москве заслуживает всяческого уважения и даже удивления. Ведь многое должно было свершиться в душе графа фон Шуленбурга, чтобы он 5 мая 1941 года предупредил заместителя наркома по иностранным делам Деканозова о предстоящем нападении Германии на СССР! Насколько мне известно, д-р Фляйшхауэр продолжает работу над архивом Шуленбурга и готовит новую книгу, посвященную периоду от 23 августа 1939 года до 22 июня 1941 года. Будем с нетерпением ждать публикации.
Сейчас пришло время, когда с созданием единого германского государства складываются предпосылки для углубленного изучения богатой и противоречивой истории советско-германских отношений. Этому должно помочь распространение принципа гласности на советские архивы. Объединенные усилия историков, архивных работников, политологов, философов обеих стран должны дать нам не искаженную политическими предрассудками, фактически полную и концептуально целостную картину. Книга д-ра Фляйшхауэр — добрый предвестник в этом большом деле.
Лев Безыменский
Сегодня яснее, чем в 1939 году, видно, что недостаточность предпринимавшихся перед войной дипломатических усилий (которым в известной мере были присущи и добрая воля и настойчивость) объяснялась прежде всего отсутствием глубокой моральной защитной реакции против абсурдного и жестокого гитлеризма.
Европе, своевременно не оказавшей ему должного сопротивления, пришлось претерпеть все более решительные и дерзкие индивидуальные действия германского диктатора. Никогда прежде история человечества не определялась в такой степени исключительно произволом одного человека... С этого момента дипломатия была уже не в состоянии обуздать волю Гитлера.
Григоре Гафенку «Последние дни Европы» (1946)