– Роуэн, – шепчет она.
– Не отдам…
Ее глаза в лунном свете блестят.
– Хорошо. – Слоан кивает. – Он твой.
Я притягиваю ее ближе, вглядываясь в черную бездну страха и решимости. Теплое дыхание волнами расходится по моему лицу. Порезы на предплечье саднят: ее грудь с каждым вздохом задевает израненную плоть.
– Слоан…
Стуки позади сменяются лязгом металла и чередой проклятий.
– Жди здесь, – велю я и палец за пальцем разжимаю хватку на ее горле.
Бросив на Слоан последний взгляд – моя кровь блестящими пятнами темнеет у нее на шее, – я разворачиваюсь и ухожу.
Увидев, что добыча выбралась из машины и хромает прочь, я ускоряю шаг. Фрэнсис не может наступить на ногу; сломанную руку он прижимает к груди. Услышав мое приближение, этот ублюдок оборачивается и в испуге таращит глаза.
– Ох, как это будет приятно! – говорю я, зло оскалившись.
Фрэнсис принимается молить о пощаде. Я хватаю его за мерзкий розовый галстук, собираясь придушить для острастки, но тот легко соскальзывает с шеи, оставшись у меня в руке.
Я недоуменно гляжу на полоску ткани. Перевожу взгляд на Фрэнсиса. Снова смотрю на галстук.
– На застежке? Ты что, подросток?
– П-пожалуйста, д-дружище, н-не т-т-трогай меня, – хнычет тот.
Из глаз у него катятся крупные слезы. Я швыряю галстук на дорогу и хватаю парня за шкирку обеими руками.
От ярости жжет горло. Я сглатываю густую желчь.
– Рассказывай, что делал за стенкой!
Фрэнсис испуганно озирается – возможно, ищет Слоан в надежде, что та заступится за него.
– Я-я не хотел ее т-трогать, – бормочет он, уставившись на меня. – Т-только см-мотрел.
Его страх как наркотик: пропитывает каждую клеточку моего тела и сладко течет по венам. Губы сами собой складываются в ухмылку. Фрэнсис дергается. Я перехватываю парня удобнее и сдавливаю ему горло.
– Два момента. Во-первых, я ни хрена тебе не верю. Я думаю, ты подсматривал за ней, а потом собирался убить. Как и других до нее. Так ведь?
– Н-нет, что ты…
– А во‑вторых… и это самое важное, так что слушай меня, сука, внимательно. – Я поднимаю трясущегося Фрэнсиса с асфальта, чтобы его ухо оказалось наравне с моими губами. – Женщина, за которой ты подсматривал…
Я сильнее сдавливаю пальцы на горле. Фрэнсис отчаянно кивает.
– Она МОЯ.
Кажется, он о чем-то умоляет, но я не слышу. Никакие слова его не спасут.
Я швыряю Фрэнсиса на землю и, точно обезумев, начинаю избивать.
Первый удар приходится в челюсть. Следующий – в висок. Я мерно работаю кулаками. Челюсть. Висок. Челюсть. Висок. Один раз промахиваюсь и попадаю по носу, тот приятно хрустит. Парень истошно воет. Кровь из ноздрей брызжет мне на костяшки. Следом с треском ломается челюсть. Осколки зубов кусками фарфора вылетают на дорогу. В памяти всплывают нехорошие воспоминания. Я отгоняю их, стискиваю зубы и бью сильнее.
Пахнет кровью, мочой и асфальтом. Булькают сдавленные вдохи. Кулаки скользят по разодранной плоти. В голове плавают мысли о том, что этот тип подсматривал за Слоан. За моей Слоан.
Я колочу изо всех сил, не замечая, что он бьется в конвульсиях.
Что он захлебывается собственной кровью.
Что он умирает.
Я молочу по куску изувеченной плоти, пока есть силы. Наконец, шумно переведя дыхание, упираюсь рукой в теплый асфальт и смотрю на разбитые костяшки, где с каждым ударом сердца пульсирует боль. Приятное ощущение. Не потому что я ее заслуживаю, а потому что воздал грешнику по заслугам. Убил его голыми руками. Причем смерть его была не из легких.
В груди, однако, шевелится тревога.
– Слоан, – зову я девушку.
В ответ – тишина.
– Слоан.
Она не отзывается.
Вот черт!
Черт, черт, черт!
Сердце захлестывает новой волной адреналина. Я всматриваюсь в окружающую меня темноту. Азарт после убийства сходит на нет, сменившись паникой.
Я ее напугал.
Скорее всего, Слоан убежала обратно в отель, покидала вещи в сумку и села в машину. Сейчас, визжа шинами, она пронесется мимо, и я больше никогда ее не увижу.
Ее можно понять.
Мы оба – те еще твари.
Разные по духу чудовища, которые моими стараниями оказались на одной территории.
Слоан расчетлива и методична. Она выжидает, долго плетет паутину и подстерегает добычу. Мне тоже нравится разыгрывать сценки и обставлять декорации, но на сей раз я устроил настоящую бойню. Дал волю своей дикой натуре.
Может, оно и к лучшему, если Слоан будет обходить меня стороной, однако в груди жжет, как от раскаленной иглы, воткнутой между ребрами в самую глубь сердца. Не думал, что там осталось место тоске и боли, но отчего-то хочется выть волком.