Наконец он принял единственно правильное решение и через полчаса вышел из метро «Бабушкинская». Побродив по переулкам, зашел в один из дворов и через несколько минут звонил в дверь квартиры на четвертом этаже. Ему открыл черноволосый паренек лет четырнадцати с грустными миндалевидными глазами, которые при виде Артемьева заискрились радостью.
— Сережа! Где ты пропадал? Мы тебя уже заждались.
— Привет, Хаким, — Артемьев обнял парнишку. — Как жили, пока меня не было?
— Все нормально. Пойдем, бабушка такой плов приготовила!
Артемьев прошел на кухню, где у стола хлопотала сухонькая старушка с суровым лицом, которое при виде гостя озарилось ласковой улыбкой.
— Как раз к ужину поспел.
— Я поживу у вас несколько дней, тетя Хадиша. Не возражаете?
— Да ты что. Как я могу возражать? Хаким по тебе так соскучился!
Дружба между киллером и этой маленькой таджикской семьей началась лет десять тому назад. Проходя поздно вечером по Малой Ордынке, он услышал детский плач, сопровождаемый крутым матом. Заглянув во двор, увидел лежавшего на земле мальчика, который пытался прикрыть голову руками, и трех бритоголовых амбалов, пинавших его ногами. Морпех подошел к компании и первым же ударом положил на землю одного из трех. Удар был не очень сильный, и верзила сразу же поднялся на ноги. Через несколько секунд во дворе уже кипела драка. Минут через пять, когда вся компания прочно обосновалась на земле, Артемьев сказал: «С вами весело, ребята, но мне пора домой. Мамка ждет. Волнуется, что шпана обидит». Он повернулся, надеясь, что ребенок уже убежал, но тот лежал, скрючившись, и тихо стонал. Артемьев поднял его и поставил на ноги. «Идти можешь?» Мальчик прошел два шага, затем зашатался и сел на землю. «Голова кружится», — виновато сказал он. Ярость вновь охватила морпеха. Он повернулся к бритоголовым, все еще валявшимся на земле. «Надо, ребятки, вам что-нибудь на память оставить». Подходил к каждому по очереди, левой рукой приподнимал голову, а ребром правой коротким рубящим ударом выбивал передние зубы. Объекты педагогической обработки не кричали, а только скулили и мычали, слабо понимая, что происходит. «Прав был замполит, — подумал Артемьев, вспомнив заместителя начальника факультета по воспитательной работе, — с людями нужно говорить на доступном их пониманию языке».
Артемьев на руках донес ребенка до дома, где тот жил, и вызвал врача. «Сотрясение мозга, — констатировал эскулап. — Ничего страшного. Нужно полежать несколько дней». Маленькая комнатка в коммунальной квартире, где жил со своей старой бабушкой Хаким, так звали паренька, была очень чистой, но нищета чувствовалась во всем. Артемьев приходил каждый день, пока Хаким не поправился. Приносил продукты и лекарства. Потом уехал в командировку, а вернувшись, повел мальчишку по магазинам и купил ему добротную одежду. С тех пор минимум два раза в неделю он навещал эту добрую семью. Оставлял деньги, баловал ребенка сладостями. Со временем оформил им гражданство и купил однокомнатную квартиру на северо-востоке столицы. Он привязался к ним и всерьез подумывал, не усыновить ли паренька, который был круглым сиротой. Его останавливало только то, что, ходя по лезвию бритвы, было бы очень легкомысленно заводить семью. Об этой связи не знал никто. Артемьев тщательно скрывал от всех, что есть люди, которые его искренне любят и с радостью примут в любое время. Делать достоянием третьих лиц тот факт, что у него есть слабое место, было слишком рискованно.
Старуха Хадиша, как и Хаким, искренне полюбила молчаливого морпеха. Они никогда не спрашивали, кто он, где работает, чем занимается. И приходя в этот дом, киллер расслаблялся и был почти счастлив, если возможность расслабиться можно назвать счастьем. Он же расспрашивал их обо всем, внимательно следя за их нуждами, зная, что сами они никогда ничего не попросят.