Неудивительно, что народ смотрел на него. Нет никаких сомнений в том, что толпа последовала за ним.
Леа подскочил слева к Эде, и позвал Ронана:
-Ронан! Ронан, мы рады тебе! Мы здесь.
И Ронан взглянул на того, кто выбивался, окликая его, и сразу же увидел и Леа, и Эду. Улыбнулся, но это не было теплой улыбкой. Так мог улыбаться сам Луал, встречая погибший своих Девятерых рыцарей у врат чертогов, где коротать им теперь вечность.
Но вот распахнулись, а затем и смялись, словно бумажные, ворота справой стороны от замка, и народ, как единый человек, и одно из божеств – Ронан, не сговариваясь, повернули головы туда, на грохот барабанов и солдатский марш.
Ожидали прихода гвардейцев, опасались возвращения Лагота, но то было нечто более мощное явление, чем какой-то там полк гвардейцев, лишенный сейчас всякой веры или мелкий герцог, возжелавший себе власти – это были солдаты, перешедшие на сторону своего народа, и возглавлял их Альбер.
Он по-прежнему был толст, тяжело дышал и был несуразен. Однако двигался с легкостью, недоступной его весу! Он быстро шел и толпа, приминаясь перед ним, расступалась, приветствуя еще одного, почти что обожествленного в эту минуту, защитника своего.
Ронан, хоть и был рад появлению Альбера, явно не был доволен тому почтению, которое теперь оказывали Альберу, забыв про него. Леа, заметив это, подтолкнул Эду и та, превратившись в такое же покорное орудие, как и палач, и топор и все, что может только служить всякому искусному мастеру, вышла к Ронану, протиснулась на ступени к нему. Леа вышел следом. Кто-то в народе пожелал пробиться за ними, но Ронан пожал руку Леа и кивнул тепло Эде, а затем, сам протянул руки навстречу Альберу и выкрикнул:
-Приветствую тебя, Альбер! Защитник народа!
-Приветствую! – ответил зычный Альбер и сам, переваливаясь по ступенькам, забрался к нему рядом. – О…Леа! Друг наш! Эда, наш законник…
Он, приветствуя их таким незамысловатым образом, мгновенно объявил народу, что эти люди из его окружения и служат одной с ним цели. Шепоток пробежал среди народа, но успел, однако прошелестеть ветром и не дал оформиться ни во что – народ нуждался в защите, Альбер знал, кого поведет за собою в то временное правление, пока не будет сформирован новый порядок, но до того периода нужны ему помощники и сейчас фактически он их представлял.
Но…
Брать Мэтта ему не хотелось. Однако у Мэтта и у всех обитателей презренного Пепельного Ряда было другое мнение. Они появились дикие, шумные, грозные в своем ничтожестве и гордые своим решением воевать тоже, вместе со всеми. Проститутки, пьяницы, отравители, грабители, воры, мошенники, наемные убийцы, контрабандисты – все представители самых дешевых цен и самого высшего презрения явились, возглавляемые Мэттом и смешались с приличными людьми – с торговцами, кузнецами, купцами, швеями, учителями.
А сам Мэтт, не дожидаясь приглашения, взбежал по ступенькам, к Ронану, Альберу, Леа и Эде и громко приветствовал их, так что те, переглянувшись, были вынуждены приветствовать и его в ответ, скрывая всякую свою досаду, что так и рвалась из уст…
И непонятно, как развивалась дальше ситуация, если бы не появилась последняя сила, возглавляемая Кенотом – высшим жрецом при короле Вильгельме с другими жрецами Луала и Девяти рыцарей его. Плащи некоторых жрецов были в крови, что явно говорило о том, что переворот слуг божьих прошел без божьего милосердия.
Кенот – достойный в каждом своем жесте, без труда прошел среди глубоко верующих людей и взошел на ступени к остальным, где был тепло встречен.
Все, стоящие на ступенях, ведущих к замку, что еще оставался закрытым, переглянулись, убеждаясь в правильности. И Эде захотелось сбежать, но она не могла больше отступать и признавала теперь свое место, стискивая зубы.
-Ты, - быстро бросил Кенот, отступая за спину Ронана, чтобы пропустить Альбера вперед.
Альбер не спорил. Он вышел вперед своих соратников и заговорил. Зычный голос его подхватывалый быстрый шепот в толпе, донося до каждого, кто был сейчас на большой площади и кто, не вместившись, набивался к ней, ютясь у ворот, переступая с ноги на ногу в волнении…