Грубый образ качнул Моро. Он обернулся на сидящих под защитой прикрытых дверей мужчину и женщину, что оплакивали тело принцессы Катерины и сказал:
-Вся власть ваша, но вы – солдаты, вы – горожане, вы все изменили присяге. Среди вас нте ни одного достойного человека. Среди вас нет больше никого! Вы погубите…
-Нет больше присяги! – Ронан долго молчал и даже стал беспокоиться, что молчание выйдет ему боком. – Трона нет. власти нет. есть равенство. Привилегии крови идут к черту. Богатство не определяет…
Толпа зашумела – радостно и яростно. Слова Ронана потонули в этом гуле. Что-то липкое, тошнотворное пролетело над левым плечом Ронана и упало прямо перед Моро, радостно и гнилостно брызнув чем-то вонючим.
Кто-то захохотал. Моро только провел рукою по лицу и сказал, отступая в сторону:
-И кто пойдет от вас? Кто займет места правления?
-Пока не будет назначены выборные лица, - Альбер нетерпеливо переминался с ноги на ногу, - временное управление берут на себя …
Он сделал вид, что думает, затем простер руки к Ронану и гул толпы встретил это одобрением:
-Ронана! Ронана, верно! Ронана!
-Ронан, слышишь ли ты волю народа? – слезно вскричал Альбер.
-Слышу! – Ронан, торжествующий, сияющий, предвещающий новый мир обернулся к толпе. – Ваше доверие, ваша защита, ваша вера – это то, что я ценю больше моей жизни! И я последую за этой ценностью, пока не сменят меня те, кто будут выбраны вами. Но…
Он протянул руки Альберу и толпа зашумела еще яростнее.
-Благодарю за доверие, народ! – Альбер кивнул и отсалютовал пуще всех загремевшей армии. – Кенот, жрец ли ты народу такой же, как Луалу?
Кенот улыбнулся:
-Я жрец Луалу и веду его волю народу.
Толпа приветствовала и это. Имя Леа выскользнуло легко и естественно. Этот человек был всегда и везде на своем месте. Поразительного склада ум, гибкость характера и черты, которые сам черт не разберет!
Мэтт прогремел от Пепельных рядов и тут уже было возмущение, но Пепельные ряды внушали то чувство брезгливого почтения, что спора не было.
А как произнесли ее имя, как назвали и что сказали, Эда почти не услышала. Точно было про закон, про орудие, которое одинаково беспощадно к врагам…и вот уже чья-то рука помогает ей подняться по ступенькам.
Но Эде все равно. Ей показалось, что в толпе она встретила взгляд Гилота, а потому взор ее в это многоликое чудовище жаден, но видит ли она хоть что-то? Но кто-то сжимает ей пальцы до боли и отрезвляет болью, и Эда чувствует раз и навсегда, что Гилота больше для нее нет. теперь, у подножия нового мира, недалеко от тела последней представительницы королевской крови Эда больше ничего не значит для того дня, что грядет.
Альбер зычно вызывает кого-то. Эда не узнает. Ронан, кажется, тоже узнает подходящих через раз. Эда и не стремилась знать, ее задача – закон, а вот Ронан обижен. Но день стоит такой легкий, а минута так торжественна, что отравлять ее смысла нет.
-Уберите… - тихо советует Кенот, указывая Моро на тело, покоящееся на скорби двух незамеченных и уже давно ненужных людей. – Уберите, пока другие не убрали.
Моро с трудом сдерживает слезы, но делает отмашку скорбящим и те, испуганные, преисполненные горя, уносят бережно куда-то тело за двери. Подальше от народа.
-Сегодня – ликуем! – Мэтт оттолкнул Альбера. – Сегодня – триумф! Пали все наши старые стены. Празднуйте! Празднуйте! А мы наведем порядок, расчистим дороги к новому миру! К миру для всех вас!
И Пепельные Ряды зашумели так, что перекрыли почти всех других пришедших, приличных и добродетельных горожан. Им очень понравилось такое равенство с теми, кто прежде не взглянул бы на них.
-А вы с нами! – Леа указал Моро на дверь, ведущую в замок, где сейчас скрывалось где-то одеревенелое тело Катерины, что так и не смогла стать принцессой своему народу.
Вырванная из чрева одной страны, она осталась чужой всюду. И не смогла вернуться, а застряв, узнав на себе все горе и отчуждение со всех сторон, напуганная и одинокая, она приняла роковое, но преисполненное королевской чести решение.