Так кончилась династия ее отца, идущая от начала этого королевства. И так начался новый мир, что только грозился показать свой лик из-за завтрашнего горя.
Моро послушно проследовал в замок, зная, что ему плевать на свою жизнь. Леа вошел следом, как человек, который не любил слишком долго находиться под солнцем и предпочитал скрыться в тень. Кенот вошел как жрец только может войти в дом неизлечимого больного пациента – тихо и скорбно, достойно и важно. Ронан не хотел покидать площадки своего триумфа, а потому долго пожимал руки всем, кто попадался ему на глаза, до кого он мог дотянуться, а потом взял Эду за руку и повел ее за собою внутрь, по ступеням. В самой же Эде что-то умерло навсегда, без шанса к возрождению. Что-то навсегда изменилось и теперь девушка чувствовала, как новое существо поднимает внутри нее голову – существо беспощадное к врагам и друзьям, ценящее лишь закон.
Мэтт тоже не хотел оставлять своей внезапной любви среди народа, но, опасаясь пропустить что-то важное, он расстался все-таки с толпою, обещая себе самому стоять до последнего за тех ничтожных, которые сегодня возвели его на пьедестал…
Альбер всходил торопливо по ступенькам. Он старался не смотреть ни на кого и сам не мог объяснить себе этой торопливости: какой-то внутренний стыд гнал его по ступеням, заставляя отводить глаза.
Зашумел народ…началась новая жизнь. Тлела еще старая, но это ничего – это пустяк. Главное, что уже новое восходит!
Пусть Моро, лишенный возможности покинуть опротивевший замок пишет роковое письмо к герцогу Лаготу – злейшему врагу, что в одно мгновение становится желанным адресатом, и с поддержкой слуги отправляет его, молясь Луалу и Девяти Рыцаря Его на удачную доставку, в тайне ото всех.
Пусть Ронан пьет вино на пару с Мэттом, разбирая первые бумаги, но больше хвастливо соревнуясь в красноречии своих выступлений.
А Леа хмуро пробегает глазами донесения из города, где также празднует толпа, сводя между собою счеты, громя дома друг друга. Порядок будет завтра – сегодня еще можно.
И Пусть Эда стекленеет на глазах, теряя человеческое, становясь настоящим орудием, пряча свои эмоции и чувства за долг, который она себе избрала, чтобы хоть как-то избавить свою личность от раскола, настигнувшего ее жизнь.
И неважно, что в городе сейчас, где-то, в самых отдаленных проулках, настигают ее старые друзья того, кто изменил ей жизнь, настигают и валят с ноги. Сковер…кто его вспомнит? Да и зачем? Эда не вспоминает. Она больше ничего не хочет вспоминать.
Кенот просит шепотом заступничества у Луала и Девяти Рыцарей Его и Мэтт ехидно замечает:
-Нет твоего Луала! Кончился!
И заходится в пьяном хохоте, но Кенот не гневится, а только просит Луала не брать в расчет слова пьяного дурака.
А Альбер смотрит на всех по очереди, глядит в окно и видит одно разрушение. Со стен залы, где они сидят, содрали даже золотые полоски королевского герба, а на улицах – страшно подумать, что на улицах!
И горло Альберу перехватывает вдруг удушьем. Он чувствует на губах вкус крови, что еще не пролилась и на лице слезы, что еще не ожили. Он смотрит на улицы города, что теперь его и в зал, где сидят те, кто эти улицы должен хранить и чувствует, как вползает в его сердце ужас, предвещая еще множество смертей, террора, горя и крика. Он не может объяснить себе это, но решительно понимает, что это последний вечер, где есть хотя бы намек на улыбку.
Конец 1-й части.
Конец