– Возможно, что и не получим. А может и удастся. В крайнем случае, можно будет казнить его как нераскаявшегося грешника. Я же говорю, я могу предъявить доказательства, в которые поверят самые уважаемые комиссары страны, и с которыми согласится как церковный, так и светский суд. В которые поверит Рим, наконец! А что еще нужно?
– Заманчиво, заманчиво, черт возьми… – судья сел на свое место, жестом предлагая Миллеру последовать его примеру. – Но, вы уверены, что фон Бер еще и колдун?
– Я знаю, что на его теле есть дьявольская метка, и то, что его нельзя оставлять в живых. А какая разница, за что его удастся припечь? Главное, что он должен умереть, а как колдун или как убийца, какая нам, в сущности, разница?..
Так господин Петер Миллер совершил первый неблаговидный поступок в своей жизни.
* * *Когда за палачом Миллером закрылась дверь, судья посидел еще некоторое время за столом, после чего, вытерев вспотевшее лицо завитым париком, подошел к картине на стене, и, повернув завиток на раме, открыл замаскированную за картиной дверь, в проеме которой стоял молодой офицер в мундире цвета вареного рака с золотыми позументами на груди. Привычно перешагнув через раму картины, Йохан Мейфарт вопросительно уставился на судью.
– Я правильно понял, это ведь был Гер Миллер? Палач, к которому ваша милость и магистр ордена отсылали меня пару месяцев назад? Признаться, не узнал бы его в этом роскошном костюме и парике.
– Да, это он, – судья и сам не мог придти в себя. – Такое чувство, что сама судьба вдруг решила принести нам знаменитого гордеца на золотом блюдечке. Велики дела твои, господи! Непостижимо!
– Действительно непостижимо. Я два раза приходил к нему домой. Умолял, заклинал, пытался подкупить. И вдруг, ни с того, ни с сего он сам…
– Теперь, главное не давить на него, Миллер не любит, чтобы над ним кто-то стоял и указывал, как нужно поступать. Тем не менее, при случае, просто заверните к нему и скажите, что, чтобы ни случилось, какая бы помощь ему не понадобилась, он может целиком и полностью рассчитывать на меня. Откройте ему, что я Себастьян фон Канн являюсь гроссмейстером ордена Справедливости и Милосердия и, не зависимо от того, собирается ли он сотрудничать с нами, я лично готов оказать ему любую помощь и поддержку.
– Но, господин судья, открывая вашу принадлежность к ордену, мы рискуем… – попытался возразить офицер, но судья остановил его с отеческой заботой, поправляя кружевной воротник на мундире своего юного собрата по ордену.
– Я уже достаточно пожил на этом свете. Если палач Миллер сдаст меня властям, я всего лишь умру на несколько лет раньше того, что должен. Но, если мы не сделаем этого, Миллеру не к кому будет обратиться в случае затруднения, которое с легкостью смогут разрешить члены ордена, и за которое никогда не возьмутся слуги нашего сеньора. Впрочем, вас же он не предал! Отчего же должен выдать меня?!
Глава 7 Похороны меча
Еще до воплощения Христа и до пунической войны, в Галлии один волк украл меч из ножен во время вигилий.
Викентий «Зерцало истории»Дни шли за днями, давным-давно уже просвистел топор, отсекая голову славного разбойника фон Бера из стариннейшего рыцарского рода. Перед казнью фон Бер принародно пожал палачу руку, прощая и умоляя простить его самого. После чего приговоренный осведомился, приходил ли к Петеру кто-нибудь из его друзей или былых однополчан, чтобы передать золото за хорошую казнь.
Господин Миллер сказал, что никто не приходил и ничего не приносил, но он сам чувствует некоторую вину перед фон Бером, поэтому казнь будет осуществлена с его стороны бескорыстно по отношении к самому господину рыцарю, Петер будет рад и своей обычной плате из казны.
Услышав, что былые друзья и подельники позабыли его в тяжелый момент жизни, фон Бер было расстроился, а потом снял с себя дорогой плащ, который был на нем, и перстень с руки, прося принять все это в уплату за хороший удар.
Петер пожал руку осужденному, заверив его, что, не смотря на размер его шеи, он отрубит его голову с такой легкостью, что добрейший фон Бер ничего и не заметит. После этого он уступил место священнику, и «раскаявшийся колдун» принял последнее утешение, после чего господин Миллер сам помог ему удобнее устроиться на плахе, так как у разбойника все еще болела подпиленная шея. Успокоив его, как он это умел, Миллер принял из рук своего помощника Михеля лежащий в чехле и обернутый алым шелком топор. Занеся его над головой, маленький Миллер застыл на мгновение подобно соколу, готовящемуся камнем упасть на куропатку, после чего, сверкнув молнией, топор опустился на плаху, так что голова отделилась от тела в одно мгновение, подпрыгнув на месте и покатившись по помосту.