«…Москва тоже не нужна, а нужен Ленинград, не свободный город торгашей, а пролетарский и интеллигентный умный город… К тому же по традициям (подумай!) чужд (СТАЛИНУ)…» Будучи на фронте, СОЛЖЕНИЦЫН в письмах советует единомышленникам избегать боев, беречь «силы» для активной борьбы после войны.
В письме к ВИТКЕВИЧУ от 25 декабря 1944 года он пишет:
«…Письмо и злоба твоя отозвались во мне очень громко… Я всегда стараюсь избегать боя — главным образом потому, что надо беречь силы, не растрачивать резервов — и не тебя мне пропагандировать в этом…»
На основании изложенного, руководствуясь ст. ст. 146 и 158 УПК РСФСР, —
ПОСТАНОВИЛ:
СОЛЖЕНИЦЫНА Александра Исаевича подвергнуть обыску и аресту с этапированием в Москву для ведения следствия…»
Кроме Либина, постановление подписал его начальник, подполковник Свердлов, в левом верхнем углу поставил размашистый утверждающий росчерк заместитель наркома, комиссар госбезопасности 2–го ранга Кобулов, а днем позже арест капитана Солженицына санкционировал заместитель Генерального прокурора СССР Вавилов.
БАНКА С ПАУКАМИ
Думаю, что читателям небезынтересно будет поподробнее узнать, как сложилась дальнейшая судьба должностных лиц, приложивших руку к этому документу.
Богдан Захарьевич Кобулов, впоследствии генерал–полковник, заместитель министра внутренних дел СССР и ближайший соратник Л. П. Берии, в конце 1953 года был расстрелян вместе со своим шефом.
Афанасию Петровичу Вавилову повезло больше — на основании постановления Совета Министров СССР от 6 августа 1955 года, подписанного Н. С. Хрущевым, он был лишен воинского звания «генерал–лейтенант юстиции» и разжалован в рядовые, т. е., выражаясь на старинный манер, уволен без мундира и пенсиона. Впрочем, позднее нашлись ходатаи, сочувствовавшие опальному прокурору, и Л. И. Брежнев, проявив монаршую милость, велел установить Вавилову полковничью пенсию.
Причиной его бед и позора послужил один весьма поучительный факт — в 1950 году Вавилов, не читая, утвердил обвинительное заключение по так называемому «ленинградскому делу» Вознесенского, Кузнецова, Попкова и других. Правда, произошло это при необычных обстоятельствах: его вызвали в Сочи, на дачу Сталина, и не пустили на территорию — к проходной подошел Власик, начальник охраны Вождя народов, протянул Вавилову папку, дал карандаш и буркнул: «На, подписывай». — «Мне бы почитать, ознакомиться», — робко попросил Вавилов. «Ты что, товарищу Сталину не веришь?!» Вавилов сообразил, что промедление смерти подобно, вздохнул и подписал.
Напоследок расскажу про Андрея Яковлевича Свердлова, сына Якова Михайловича, первого президента страны Советов. Свердлов–младший, надо полагать, лучше других разбирался в антисоветизме вообще и в троцкизме в частности. Хотите верьте, хотите — нет, но на сей счет есть любопытнейшие записи в его деле: «…в 1927 году (тогда ему было шестнадцать лет. — К. С.) сочувствовал троцкистам и выступал в их защиту на занятиях политкружка… В 1930 году встречался с Беловым… на квартире Слепкова был Бухарин, который допустил резкий выпад против Генерального Секретаря ЦК ВКП(б), носивший террористический характер…»
Андрей Свердлов дважды — в 1935 и 1937 годах — арестовывался органами НКВД за антисоветские высказывания в кругу молодежи, что не помешало ему в дальнейшем служить в центральном аппарате НКГБ и МГБ СССР. Однако закончилась его служба драматически — осенью 1951 года (в документе написано — «октября 19 дня») другой офицер госбезопасности, майор Гришаев (впоследствии профессор Всесоюзного юридического заочного института, ныне — на заслуженном отдыхе), вынес постановление об аресте полковника А. Я. Свердлова, поскольку тот — цитирую — «…вынашивал антисоветские убеждения, находился в преступной связи с особо опасными преступниками и как их сообщник проводил подрывную деятельность, направленную против ВКП(б) и Советского государства».
Согласовал это прямо–таки убойное постановление небезызвестный полковник Рюмин, который, скажем так, своим умом дошел до раскрытия никогда не существовавшего заговора еврейских буржуазных националистов в МГБ, положил начало нашумевшему делу евреев–врачей и два года спустя как фальсификатор был расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.
На следствии, продолжавшемся девятнадцать месяцев, Свердлов отрицал свое участие в какой- либо вражеской работе, но признал на допросах, что «в его присутствии отдельные лица — Иткин, Матусов, Либин (подчеркнуто мною. — К. С.)… допускали националистические высказывания о том, что лиц еврейской национальности увольняют из МГБ и других советских учреждений, что лучше быть негром–батраком в США, чем евреем в СССР…»