Характеризуя деловые качества работников следственного аппарата министерства, Абакумов говорил правду. Там действительно издавна культивировались два типа следователей: «забойщики» и «писари». Проследим это на колоритных фигурах полковников Комарова и Шварцмана.
Знакомство вновь начнется с тюремной анкеты:
«Фамилия, имя, отчество — Комаров Владимир Иванович; год рождения— 1916; место рождения — г. Ленинград; национальность — русский; партийность — член ВКП(б) с 1942 г.; социальное происхождение — из рабочих; образование — 7 классов; профессия — слесарь; занимаемая должность до ареста — заместитель начальника Следственной части по особо важным делам МГБ СССР…
Словесный портрет:
Рост — очень высокий; фигура — полная; плечи — опущенные; шея — короткая; цвет волос — с проседью; цвет глаз — карие; лицо — овальное; лоб — высокий; брови — прямые, широкие; нос — большой, основание носа — приподнятое; рот — малый, углы рта — опущены; губы — толстые; подбородок — прямой; уши — малые, овальные, мочка уха — сросшаяся».
А вот что Комаров сообщил о себе на допросе в «Матросской тишине»:
«…после ФЗУ я работал помощником машиниста на московском заводе «Каучук», комсоргом ЦК ВЛКСМ в школе № 34 г. Москвы, а в 1938 году по решению пленума Фрунзенского РК ВЛКСМ перешел в органы НКВД — сперва помощником оперуполномоченного в Особом отделе Центра, а с 1939 года — следователем. В 1942 году Абакумов взял меня к себе секретарем. А когда он перешел в МГБ СССР, я отпросился у него на следственную работу, к чему имел призвание…
Читая составленные мною протоколы допросов, Абакумов часто говорил мне: «Ты — дуб». Я, по его мнению, писать совсем не умел. Должен по–честному признаться, что его упреки были справедливы, так как написание показаний арестованных у нас было слабым местом из–за общей малограмотности…»
Не зря народная мудрость гласит: сила есть — ума не надо. Малограмотность и микроскопический кругозор не помешали Комарову утвердиться в качестве удачливого следователя, ибо он мастерски орудовал кулаками и не менее виртуозно — резиновой дубинкой. Именно это безотказно срабатывало в «психологических» поединках между ним и подследственными, упорно не желавшими признаваться в контрреволюционных преступлениях, которых они не совершали. Примеров тому — несть числа, приведу лишь некоторые:
«Комаров бил меня смертным боем, — рассказывал А. Афанасьев, в прошлом министр морского флота СССР, — а когда я терял сознание, меня, почти раздетого, помещали в холодный карцер и морили голодом».
Технологию «смертного боя» раскрыл потерпевший И. Штейнберг, до ареста работавший директором авиационного завода № 339: «Полковник Комаров ударил меня по лицу, выбив два зуба, а затем вместе со следователем Рассыпинским потащил меня к креслу и избил резиновой дубинкой… «Ну что же, спина у тебя вся синяя, перейдем на пятки, — заявил Комаров. — Теперь ни стоять, ни сидеть не сможешь». Сказано это было спокойным тоном, без злобы…»
Более сдержанно отозвался о Комарове подполковник Рюмин, допрошенный в качестве свидетеля:
«В конце 1949 года за антисоветскую деятельность был арестован член Союза советских писателей Агатов. На первом же допросе Комаров стал избивать Агатова, сломал ему зубной протез, хотя надобности в этом совершенно не было…»
Обратите внимание на изящество формулировки — надобности, оказывается, не было…
Сам Комаров не отрицал рукоприкладство и объяснял это высокой требовательностью Абакумова, который учил: «Мотай арестованного! Не забывай, что работаешь в ЧК, а не в уголовном розыске!» И Комаров «мотал», при одном упоминании его фамилии заключенных бросало в дрожь.
Ничего сколько–нибудь похожего на комплекс неполноценности он не испытывал, напротив, как-то в разговоре со своим секретарем, студентом- заочником юридического института, Комаров с усмешкой обронил, что образование не гарантирует карьеры.
«Забойщик» Комаров работал в паре с «писарем» Львом Леонидовичем Шварцманом, 1907 года рождения, евреем, членом партии, тоже окончившим 7 классов, но, в отличие от Комарова, в молодости освоившим не слесарное дело, а журналистику. Поначалу юный Шварцман оттачивал бойкое перо в газете «Киевский пролетарий», в конце двадцатых годов ведал отделом внутренней информации «Московского комсомольца», с 1930 года служил ответственным секретарем газеты «Рабочая Москва» и по совместительству — секретным сотрудником НКВД, а в 1937 году посвятил себя защите социализма от внутренних врагов. Последних было хоть отбавляй, работа спорилась, и, небезуспешно потрудившись в Секретно–политическом отделе НКВД, Шварцман к 1940 году дорос до заместителя начальника Следственной части по особо важным делам.