Он сжимает мое предплечье, не давая пройти мимо него.
— Дай угадаю? Стоун?
Я пожимаю плечами.
— Просто разборки с соседом по комнате. Не беспокойся об этом, старший брат.
Единственный, кому стоит беспокоиться, — это Стоун. Я умею принимать вызовы и играть в игры.
А он, как никто другой, должен знать: я могу играть по-настоящему грязно.
В окно комнаты светят фары проезжающей по улице машины, и по звуку басов я понимаю, что это Стоун. В старших классах он всегда включал музыку на полную громкость, когда приезжал к Эвану, и, похоже, с тех пор ничего не изменилось. Я узнаю «Burnin’ For You» и начинаю отбивать ритм пальцами под одеялом, не выпуская вибратор из другой руки.
Признаю, мой небольшой план на этот вечер казался куда более удачным утром, когда я кипела от злости из-за выходки Стоуна. Но я не из тех, кто легко сдается, и уж точно не отступлю, когда дело касается его. То, что он сделал, было абсолютно недопустимо.
Да, подбросить наркотики в его машину в старшей школе, возможно, было несправедливо, но, по крайней мере, у меня была веская причина.
А Стоун просто ведет себя как придурок. Он все тот же самоуверенный, надменный парень, которому два года назад нравилось портить мою жизнь.
Внизу хлопает дверь, и тепло приливает к кончикам моих пальцев. Мысль о том, я буду делать это перед Стоуном, вызывает сладкую дрожь между ног, но я списываю ее на предвкушение от предстоящей возможности позлить его. Есть вероятность, что мой план обернется против меня, но в любом случае я выведу Стоуна из себя, и это сейчас самое главное.
Мое дыхание застряло между губ, а грудь будто распирает от воздуха. Я слышу, как он разговаривает с кем-то из парней в коридоре — они обсуждают тренировку. Остальные вернулись домой раньше, но, зная Стоуна, он задержался, чтобы потренироваться еще — ведь ему просто необходимо быть лучшим.
— Да, встретимся внизу в шесть, чувак.
Я открываю глаза в тот момент, когда в дверях появляется его высокая фигура, похожая на тень. Я не вижу, хмурится ли он, но легко могу себе представить.
— Вставай. — Это не просьба.
— Я не встану, — говорю я. — Но я точно кончу4.
Я хитро улыбаюсь и нажимаю на кнопку в ту же секунду, как он закрывает дверь и включает свет, демонстрируя свое дурацкое недовольное лицо.
Поехали, Фостер.
8.СТОУН
Жужжание заполняет комнату.
Я смотрю на Рен, нижняя половина ее тела скрыта под одеялом — моим, мать его, одеялом, — а ее глаза закатываются от удовольствия.
— Черт, — стонет она. — Это гораздо лучше, чем всё, на что ты способен даже в своих мечтах.
Мое сердце подпрыгивает, и, не раздумывая, я бросаюсь к кровати и пытаюсь сорвать с кровати чертово одеяло. Но Рен крепко держит его, и оно сдвигается лишь настолько, чтобы открыть её обнажённые колени. Остальная часть по-прежнему плотно прикрывает место между ее ногами… там, где ее рука, несомненно, сжимает основание розового вибратора, а трусики сдвинуты в сторону. Если они вообще на ней есть.
— Хорошая попытка. — Она смеется. Смех выходит хриплым, удовольствие перевешивает юмор.
Если и есть что-то в этом чертовом мире, чего я не должен делать, так это наблюдать за ее мастурбацией.
— Убирайся, — говорит она. — Чтобы я могла спокойно кончить.
Я сглатываю и отхожу назад, чтобы даже случайно не прикоснуться к ней. На самом деле, я прижимаюсь спиной к двери для того, чтобы не поддаться искушению. Но я отчетливо ощущаю ее запах. Словно каждая клетка моего тела теперь настроена только на нее. Чтобы всегда найти ее. Ненависть, которая сопровождает это чувство, почти невыносима.
Однако ее недостаточно, чтобы остановить реакцию члена — он напрягается под беговыми шортами.
— Что случилось, Стоун? Никогда не видел, чтобы девушка доводила себя до… — Рен выгибается, ее хорошенький ротик приоткрывается, когда слова затихают.
Она, блядь, издевается надо мной.
Я одновременно хочу придушить ее и заняться ею сам. И то, и другое, вероятно, было бы опрометчиво. После этого пришлось бы отрубить себе руки.
— Продолжай. — Мой голос чертовски хриплый, но внезапно возникает желание уличить ее в блефе. — Думаю, я останусь здесь и посмотрю, как ты кончишь, Палка.
Ее взгляд проясняется, движения становятся медленнее. Она сжимает ноги, зажав между ними одеяло, руку и вибратор. Это заглушает жужжание. Однако теперь я вижу, что на ней точно нет трусиков. Гладкая поверхность ее стройных ног, вплоть до бедер, обнажена. — Ты портишь настроение, Фостер.
Взгляд Рен опускается к моему паху, и ее щеки краснеют. Во всяком случае, еще сильнее, поскольку она уже раскраснелась. Но это другое. Она смущена тем, что я возбужден? Мне и самому чертовски неловко. Кто бы мог подумать, что мы когда-нибудь окажемся в таком затруднительном положении? Или вообще в каком-либо положении вместе.
— Я расскажу Эвану, что у тебя встал, пока ты смотрел на меня в постели, — угрожает она. — Как думаешь, кто тогда останется в выигрыше?
Я отшатываюсь от двери ровно настолько, чтобы открыть ее. Мысль о том, что она продолжит ласкать себя, сводит меня с ума, но ее колкие замечания задевают сильнее. Мне удается выйти из дома, не попавшись никому из парней на глаза. Я похлопываю себя по карманам в поисках бумажника и телефона. Это все, что мне нужно там, куда я иду.
Прохладный осенний воздух наконец охлаждает жар под кожей. Возбуждение тоже проходит. Наконец-то, блядь. Мой член – проклятый предатель.
Я бросаю последний взгляд на окно. Не то чтобы я ожидал в нем что-то увидеть, но и отсутствие зрелища не приносит никакого облегчения. Я перехожу на бег.
Бег — или любая другая физическая нагрузка — обычно помогает мне прояснить голову. Это то, чем я спасался, когда мачеха слишком наседала на меня, или когда отец был настроен на конфликт.
В итоге я оказываюсь в гриль-баре «Шэдоу». Не самое лучшее заведение в Шэдоу Вэлли, особенно с тех пор, как они наняли Рен, но сойдет. Если повезет попасть на официанта, который любит хоккей, — никто не спросит у меня удостоверение личности. Так тут заведено.
В баре неожиданно многолюдно. На экранах показывают игру НХЛ, и я киваю сам себе, когда приходит понимание. Если бы я не отвлекся, то сейчас сидел бы в хоккейном доме с парнями, и наверняка тоже смотрел бы игру.