— Пожалуйста, не трогай меня.
Я задыхаюсь от страха, когда чувствую скользкий язык на своей коже, и комната становится черной. Черт, черт, черт. Дыши, Рен.
— Пожалуйста… не надо.
Я плачу, и вдруг я уже не в трейлере. Теперь я в тюремной камере, а отец стоит по ту сторону решетки и улыбается мне.
— Сделай это, Гас. Она заслуживает наказания.
В горле застревает всхлип, и хотя я больше не вижу ни Гаса, ни отца перед собой, страх не отпускает, и я продолжаю вырываться.
14.СТОУН
Что-то внутри не позволяет мне отпустить ситуацию с Рен.
Я расхаживаю по комнате, из которой словно высосали весь воздух. То ли из-за того, что сказал Эван, то ли из-за гнетущей пустоты.
Мой взгляд падает на угол, где она устроила себе маленькое гнездышко в первую ночь. Одеяла и подушки исчезли — Рен перетащила все под гребаную лестницу. Ненавижу, что она там внизу. Ненавижу, что она все еще в этом проклятом доме. Но больше всего ненавижу, что она ушла из нашей комнаты, оставив меня наедине с моими мыслями.
Потому что я схожу с ума от чувства вины. Из-за публикации той фотографии. Из-за того, что, сам того не зная, указал ее психованому отцу-наркоторговцу, где она. Из-за того, что, возможно, снова разбудил ее кошмары.
Эван не сказал этого прямо. Но был чертовски близок. Он довольно прозрачно дал понять, что я — головная боль всей его жизни из-за того, что обидел Рен. Что... справедливо. Я бы волновался сильнее, если бы не знал, что через день-другой он остынет. Жизнь пойдет дальше.
К тому же, отец Рен не сможет причинить ей вред из-за решетки. Да, он опасный человек, но для предотвращения подобного дерьма существует установленный порядок. Тюрьма должна отслеживать такие звонки. Поэтому, если он будет доставать, есть простое решение: заблокировать номер и жить дальше.
Но мои мысли все равно возвращаются к Рен. К чертовой Рен с ее мягкими темными волосами и большими карими глазами. К ее маленькому телу, заключенному в мои объятия — и в ничьи больше.
Стоп.
Она никогда не была в моих объятиях. То, как я оторвал ее от Арчера, не считается. Или тот случай, когда она врезалась мне в грудь после того, как я подкрался к ней. Даже лёгкое прикосновение, когда она проскользнула мимо в дверях, убегая в свое новое убежище, оставило мурашки на моей коже.
К черту Рен Дэвис.
Ярость, неукротимая и беспокойная, гонит меня обратно через дверь комнаты вниз по лестнице.
Эван давно ушел. Остальные парни спят.
В доме такая тишина, что каждый мой шаг гулко отдаётся в ушах. Я иду на кухню и открываю холодильник, бегло осматривая полки. Хотя я бы с удовольствием выпил пива в надежде, что оно поможет уснуть, я выбираю бутылку воды.
Это более разумный выбор, учитывая, что мы переходим на двухразовые тренировки в день.
Первая предсезонная игра уже на этой неделе, и тренер кажется... ну, может быть, «обеспокоенным» — не совсем точное слово. Но определенно сосредоточенным.
Я не единственный новенький в команде. Похоже, за последний год или два произошли серьезные перемены: отток талантливых игроков, на которых тренер привык рассчитывать, и приток… нас. Новичков.
Хотя я полон решимости доказать, что достоин быть в стартовом составе, и целенаправленно перевелся в этот университет, к этому тренеру и этой команде — не все разделяют мои чувства. Хоккей для меня — это жизнь. Но для некоторых — просто хобби.
Тем не менее в этом сезоне никто не имеет права халтурить.
Я закрываю холодильник и сажусь на табурет. Подношу бутылку воды к губам, но в этот момент громкий звук не просто нарушает тишину — он буквально разрывает ее на части. Я вздрагиваю и роняю бутылку.
Вода вытекает на стол, стекает по краям и капает на пол.
— Черт, — бормочу я. Ставлю бутылку обратно и вытираю воду подолом футболки. На кухне, как назло, нет ни одного полотенца, а жалкий клочок бумажного — бесполезен. Я срываю с себя футболку и вытираю остатки воды с пола, прежде чем снова слышу шум.
Это крик.
Я наклоняю голову, ожидая...
Не знаю чего.
Какой-то реакции от остальных в доме?
— Нет! ОТСТАНЬ ОТ МЕНЯ!
Черт.
Я бросаюсь к кладовке Рен, замерев всего на секунду, прежде чем рывком распахнуть дверь. Внутри царит кромешная тьма. Я включаю свет в коридоре, и он освещает крошечное пространство достаточно, чтобы разглядеть ее.
Рен мечется на импровизированной кровати, которая представляет собой не что иное, как пара одеял на полу, и один этот вид усиливает мое чувство вины. Ее глаза плотно сжаты, все тело напряжено до предела. Она дергается, словно пытается от кого-то вырваться, но безуспешно.
Я оглядываюсь через плечо, ожидая — нет, надеясь — увидеть характерные признаки того, что Эван уже бежит на помощь Рен.
Не судьба.
Ее рот раскрывается, обнажая белые зубы и розовый язык — на вид совершенно заурядные...
За исключением того, что в этой девушке нет ничего обычного.
И по какой-то причине я ныряю в кладовку, вместо того чтобы отступить и подождать, пока кто-нибудь другой разберется с этим. Разберется с ней.
Кто-то более компетентный. Кто-то, кому есть до нее дело.
Дверь за мной закрывается, и мы оказываемся в полной темноте. Тем не менее, когда я опускаюсь на колени, то без проблем нащупываю ее плечи. Я поднимаю ее, слегка встряхиваю — и в этот момент из нее вырывается крик.
Оглушительный. Леденящий кровь.
Я прижимаю ладонь к ее рту, заглушая крик, а другой рукой тянусь к лампе. Пальцы не слушаются — проходит несколько секунд, прежде чем загорается свет. Я щурюсь от резкого сияния и возвращаю внимание к Рен.
— Проснись, — призываю я, убирая ладонь с ее лица и обхватывая затылок. — Рен, проснись.
И она просыпается.
Резко.
Она бьет меня в грудь, и я отшатываюсь, врезаясь в дверь. Та, похоже, захлопнулась, потому что не поддается под моим весом. В глазах Рен паника. Она хаотично ощупывает себя — лицо, щеки, губы, нос.
Она тяжело дышит, короткими, прерывистыми вдохами, а взгляд остается расфокусированным.
Я подползаю ближе и беру ее за руку.
— Рен, остановись.
— Не могу… дышать…
— Я знаю. Все в порядке, просто дыши медленнее, ладно?
Рен трясет головой, волосы рассыпаются по плечам. Похоже, она все еще находится во власти ночного кошмара.