— Ты серьезно поменял все свое расписание, чтобы оно совпадало с моим?
Стоун небрежно пожимает плечами:
— Ага. Кроме тех ужасных курсов по химии, которые ты зачем-то посещаешь.
Я выжидаю пару секунд, готовясь к его язвительной шутке о том, как иронично, что я специализируюсь на химии, учитывая, что раньше варила наркотики для своего отца, но, к моему удивлению, он ничего не говорит, что приводит меня в замешательство.
— Что? Никаких комментариев по поводу моих прежних «химических навыков»?
Стоун идет рядом со мной, скептически оглядывая каждого, мимо кого мы проходим. Я на взводе. Не из-за того, что все на нас смотрят, а из-за убийственных взглядов, которые он посылает им. Когда мы выходим на улицу, я замечаю, что Стоун припарковался прямо рядом с моей машиной. Я ускоряю темп — что, конечно, бессмысленно, ведь он хоккеист, черт побери: выносливость у него куда выше, да и один его шаг — это три моих.
— Куда ты так спешишь, Палка? На работу?
Я свирепо смотрю на него. На нем бейсболка, надетая задом наперед, и выглядит он в ней раздражающе сексуально. Он сжимает челюсть от нетерпения, но его взгляд скользит по моему лицу, словно он что-то ищет.
— А тебе-то что? — Я бросаю сумку и книги на пассажирское сиденье. — Планируешь появиться и бить каждого парня, который на меня посмотрит?
Он тихо смеется, и я чувствую это всем телом. Глаза падают на его рот, и я начинаю потеть. Черт. Та ночь должна была стать для него наказанием. Я хотела проучить его, а в итоге сама попалась на крючок.
— Если придется, то да.
— Не смей, — огрызаюсь я. — Они оставляют мне хорошие чаевые.
Я захлопываю дверь с пассажирской стороны и иду к водительской. Дверь скрипит, когда я ее открываю, и я почти ожидаю, что она слетит с петель. Стоун наблюдает за мной с ухмылкой, что лишь усиливает мое недовольство.
— И почему, черт возьми, ты подогнал свое расписание под мое? Пытаешься отплатить мне за ту ночь? Потому что так ты не морочишь мне голову – просто жутко бесишь, — вру я сквозь зубы. — Или это и есть твой план? Достать меня настолько, чтобы я просто ушла из дома?
Рука Стоуна ложится на мой бицепс, и я замираю от прикосновения. Почему оно внезапно кажется таким другим? И почему, черт возьми, я не отстраняюсь?
— Я перевелся, потому что пытаюсь уберечь тебя от изнасилования.
Я замираю от неожиданности с открытым ртом. Стоун мягко закрывает его свободной рукой, приподнимая мой подбородок.
— Я пустил слух, и теперь он вылез мне боком. Я пытаюсь все исправить. Я… — он понижает голос почти до шепота. — Я пытаюсь защитить тебя.
Сердце бешено колотится, и я знаю, это потому, что какая-то часть меня серьезно сломлена и отчаянно жаждет защиты. Но так же быстро, как поддаюсь его словам, я вновь возвожу стены и отгораживаюсь от него.
— Что ж, я не хочу ничьей защиты. — Я быстро забираюсь на водительское сиденье. — Особенно твоей.
Захлопываю дверь, завожу убитую машину и рву с места, надеясь приехать домой раньше него. Но, зная Стоуна, он меня обгонит — парень ненавидит проигрывать.
И именно это и происходит.
Его шаги звучат за моей спиной, и я проклинаю свою машину, которая не может ехать быстрее пятидесяти километров в час без тряски всего кузова. Я пытаюсь первой взбежать по ступеням к дому, но Стоун не отстает от меня ни на шаг, смеясь, как чертов монстр, мне в ухо.
— Эти твои палки вместо ног быстрые, — он шепчет так близко, что его дыхание касается моей шеи. — Но я все равно быстрее.
Я оглядываю дом, чтобы понять, есть ли кто-то еще, но других хоккеистов нигде не видно. Даже на кухне.
— Я быстрая, когда нужно. Если бы действительно хотела оторваться от тебя, я бы сделала это. — Я открываю дверь в кладовку и смотрю на Стоуна, стоящего в коридоре с его раздражающей ухмылкой. Он находит это забавным, а я нет. — Я хитрая, Стоун. Ты знаешь это лучше других.
Я наблюдаю, как воспоминание мелькает на его лице, заостряя линии вокруг рта и превращая ухмылку в гримасу.
Рен — 1. Стоун — 0.
Улыбка на лице отражает мой триумф, но когда я поворачиваюсь и вижу свою комнату, то застываю на месте. Какого хрена?
Я быстро разворачиваюсь и бросаю на Стоуна свирепый взгляд.
— Мало того, что ты преследуешь меня, так еще и трогаешь мои вещи?
Стоун закатывает глаза.
— Я не преследую тебя, Палка. Не надо драматизировать.
Сердце бешено колотится от ярости, и внезапно мне снова десять лет — я стою в комнате с обоями с Винни Пухом и смотрю на свои вещи, разбросанные повсюду, потому что один из приемных детей решил, что я украла его зажигалку. Он тогда все разгромил, и я до сих пор не смогла с смириться с этим.
— Хотя бы прибери за собой в следующий раз! Зачем ты рылся в моих вещах? — Я прохожу дальше в комнату и замечаю, что все мои тетради раскрыты, а книги разбросаны. Я оборачиваюсь и рявкаю: — Что ты искал? Не сделал домашнее задание и хотел списать? — Я закатываю глаза. — Прямо как в школе. Постоянно присваивал себе чужие заслуги... и чужих девушек.
— Я не был в твоей чертовой комнате.
Он стоит за моей спиной, и хотя Стоун не образец честности, по его голосу я понимаю, что он не лжет. Я еще раз осматриваю свое скромное жилище, и паника накрывает меня раньше, чем приходит осознание.
— Господи, какой бардак, — говорит он.
— Убирайся, — отрезаю я, ненавидя то, как неуверенно звучит мой голос.
Стоун замечает это. Я точно знаю, что замечает.
— Рен. Я не трогал твои вещи.
Он назвал меня Рен. Он знает, что что-то не так.
— Я сказала, убирайся!
Я толкаю его в грудь, и это, должно быть, удивляет его, потому что он отшатывается назад. Прежде чем он успевает опомниться, я захлопываю дверь и щелкаю замком. Его кулаки стучат по дереву, и я вздрагиваю.
— Рен! Открой чертову дверь.
Я игнорирую его, делаю маленький шаг вперед и подбираю одну из своих тетрадей — еще со школьных времен. Я сохранила ее, потому что знала, что простые уравнения могут пригодиться для лабораторных по органической химии и, возможно, других занятий на третьем-четвертом курсе. Провожу пальцем по выцветшим карандашным пометкам, пытаясь успокоиться, но когда перелистываю на последнюю страницу, глаза наполняются слезами. Она разорвана, и я точно знаю, что было спрятано между этими, казалось бы, обычными формулами.