Он целует меня в ответ так же грубо, подаваясь бедрами навстречу. И вдруг мы оба резко замираем. Его зубы впиваются в мою нижнюю губу, и металлический привкус смешивается с похотью, пока он кончает в презерватив внутри меня.
Он отпускает мою губу, и та с тихим щелчком освобождается. Я вытираю кровь с его рта большим пальцем и обессилено падаю на кровать.
Мое дыхание прерывистое, я вымотана до предела, но чувствую полное удовлетворение.
Черт, это действительно только что произошло?
Единственное, что говорит о том, что он встал — это легкое углубление в матрасе. Я медленно закрываю глаза, чувствуя, как меня накрывает сон. Тишина в комнате почему-то успокаивает, и хотя я все еще боюсь позволить себе уснуть, я больше не в силах сопротивляться.
— Спи, — шепчет Стоун где-то рядом.
Я вдыхаю запах его подушки и поддаюсь теплу одеяла, которое он набрасывает на мою голую кожу.
— Я здесь. И я никуда не уйду, Палка.
20.СТОУН
Третий период против «Волков Бексли», а я никак не могу собраться. Когда меня в пятый, мать его, раз за пять минут вбивают в борт — я срываюсь.
Я бросаюсь вдогонку за их капитаном, Бруксом. Он владеет шайбой и на всей скорости мчится по центру, но его замедляют мои парни. Грант устремляется на перехват, а Арчер замирает в воротах, готовясь к броску.
Брукс отдает пас за секунду до того, как я настигаю его. Я врезаюсь в него сзади, и мы оба летим вниз в хаотичном переплетении клюшек и конечностей. Брукс разражается проклятиями и отталкивает меня. Салли хватает меня за воротник джерси, оттаскивая в сторону, пока я не наделал еще больших глупостей.
Мы проигрываем. Сильно. И хоть это в основном моя вина, остальная команда тоже разваливается на глазах. Передачи не доходят. Никто, блядь, их даже не бросает. «Волки Бексли» просто кружат вокруг нас.
А теперь их капитан сверлит меня взглядом с другого конца катка.
Я машинально хмурюсь в ответ.
Судья бросает шайбу, и Грант, как всегда надёжный центрфорвард, перехватывает ее и отправляет мне. Я принимаю передачу и несусь к вратарю «Волков». Но слишком поздно замечаю аккуратно подставленную клюшку. Она зацепляется за мой конек, и я резко падаю вперед.
Раздается свисток.
Я вскакиваю на ноги, оборачиваюсь, и вижу, как Тео Брукс ухмыляется мне.
— ФОСТЕР! — кричит тренер со скамейки запасных.
Бить Тео по самодовольной физиономии — не лучшая идея, так что я просто игнорирую его и еду к скамейке.
Брукса отправляют на две минуты в штрафной бокс, а меня усаживают на скамейку запасных до конца игры. Я снимаю шлем и перчатки, затем выплевываю каппу. Провожу руками по волосам и смотрю, как уходит время.
Две минуты… потом одна.
Счет 1:5. Ни малейшего шанса.
Тридцать секунд.
Десять.
Звучит сирена, и реакция трибун закономерно вялая. Они только что увидели, как домашняя команда проиграла с разгромным счетом.
Те из нас, кто был на скамейке запасных, возвращаются на лед и выстраиваются в линию, чтобы пожать руки победителям. Я отгораживаюсь от всего этого.
После крышесносного секса с Рен прошлой ночью я долго не мог уснуть. Только что я боялся, что ее прошлое навсегда сломало ее — а через секунду она уже извивалась от удовольствия на моем члене. И находиться внутри нее оказалось лучше, чем я мог себе представить.
Я до сих пор чувствую легкое покалывание там, где тело Рен касалось моего. Она уснула, положив голову на мое плечо, а потом во сне ее рука скользнула мне на живот. От одного воспоминания к горлу подступает ком.
Я слишком долго оставлял ее в той маленькой комнате. Позволял ей плакать, пока не становилось совсем плохо. Но все это время ее мучили кошмары.
— Ты в порядке?
Я вырываюсь из своих мыслей. Эван стоит надо мной, нахмурив брови. По крайней мере, мы добрались до раздевалки, прежде чем он решил устроить мне допрос. Эван вел себя странно весь день, но я игнорировал это — ну или, точнее, я игнорировал его. Как, черт возьми, я должен объяснить какую власть Рен имеет надо мной?
Мой взгляд скользит по раздевалке. Остались только наши соседи — идеальный момент. На их лицах читаются разные эмоции: тревога, раздражение, беспокойство — и всё это направлено на меня.
— Нам срочно нужно провести собрание, — объявляю я.
Через час все сидят за кухонным столом.
Кроме Рен.
Меня накрывает странное чувство дежавю: совсем недавно я застал ее, сидящей во главе стола точно так же. Но сейчас Рен отрабатывает последний час смены в «Шэдоу». После игры там наверняка аншлаг — это займет ее до тех пор, пока мы не придем к соглашению.
— Что все это значит, Фостер?
Я бросаю взгляд на Гранта, затем на разложенные на столе припасы.
Рен рассказала мне правду, и я чувствую странную потребность защищать ее. Я собирал ее секреты, как монеты, со средней школы. Я никогда не рассказывал Эвану о причастности Рен к моему аресту и уж точно не говорил ему, что угрожал ей после.
Но сейчас пришло время раскрыть хотя бы часть из них.
— У Рен проблемы.
Тишина.
Эван сердито смотрит на меня.
— Стоун...
— Заткнись, Эв. — Я медленно обвожу взглядом остальных. — Послушайте. Я бы не пришел к вам, если бы это не было серьезно. Вы все слышали, как Рен кричала прошлой ночью. Видели, в каком она была состоянии.
Все кивают.
Я вздыхаю.
— Это моя вина. Ей уже несколько недель снятся кошмары.
— И ты спишь под её дверью из-за чувства вины? — спрашивает Салли. — Поэтому ты так хреново играешь?
— И выглядишь не лучше, — бормочет Тейлор.
Я поднимаю руки:
— Это не оправдание. Просто объяснение.
— Дерьмовое объяснение, — вставляет Грант. — К чему ты ведешь?
Эван все еще смотрит на меня так, будто я собираюсь помочиться в его завтрак. Но если бы он просто сказал правду мне — даже если это был не его секрет, — я бы никогда не выложил ту фотографию в сеть.
Мог ли я предвидеть, что она станет вирусной? Нет. Но это уже не важно.
— У Рен паршивая семья, — говорю я. — И из-за фото, которое я запостил, на нее вышли те, от кого она старалась держаться подальше.
— Те, от кого она пряталась, — бросает Эван сквозь зубы.