Я не из тех, кто любит публичные игры. Если только я не со Стоуном.
— Черт. — Я выгибаю спину, когда его палец проскальзывает в переднюю часть моих джинс. — Стоун.
— Ш-ш-ш, ты успокоишься, когда я доведу тебя до оргазма, так что не сопротивляйся, — он пробирается пальцами под мои трусики.
Я вздрагиваю и выгибаюсь навстречу. Его палец скользит внутрь, и он ругается. Мое лицо горит, когда его ноздри раздуваются от возбуждения.
— Твоя киска всегда такая мокрая для меня, и мне это чертовски нравится.
Боже. Я двигаюсь навстречу ему, и не проходит много времени, как я уже сама жажду ощутить грубое давление его ладони, потирающей клитор.
— Вот так, — поощряет он, работая пальцами внутри меня, лаская мою киску словно она принадлежит ему.
Я впиваюсь ногтями в кожаное сиденье за его головой и отчаянно двигаюсь в погоне за наслаждением. Он прав — это идеальное отвлечение.
— Блядь, — стонет он.
Мой сосок морщится от прикосновения воздуха, и горячий язык Стоуна быстро обводит его, прежде чем втянуть его в рот.
— Я хочу трахнуть тебя.
— Сделай это, — шепчу я. — Я твоя.
Слова льются лениво от удовольствия, глаза сами закрываются. Я качаю бедрами, волосы рассыпаются по спине.
— Тогда я не смогу смотреть, как ты кончаешь на мою руку, словно моя маленькая грязная шлюшка.
Его слова становятся последней каплей, и я кончаю. Он дергает меня за волосы, заставляя выгнуться, и его пальцы погружаются еще глубже, посылая по моему телу новый прилив удовольствия.
— О, Боже, — кричу я, продолжая двигаться, продлевая свое наслаждение.
Стоун тяжело дышит. Он вытаскивает руку из моих штанов, и меня обдает жаром, когда я вижу, насколько она мокрая. Его глаза темнеют, пока он медленно облизывает пальцы, слегка втягивая щеки.
— Чертовски вкусно.
Я окончательно потеряна для него.
— Чувствуешь себя лучше?
Я киваю, мне требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, где мы находимся.
— Тогда давай встретимся с этой Мэри-Лу и выясним, кто пытается нарыть информацию на мою девочку. — Он застегивает джинсы и хлопает меня по бедру, кивая в сторону пассажирского сиденья.
Я перебираюсь через центральную консоль — раскрасневшаяся, вспотевшая и дезориентированная.
Стоун открывает свою дверь и оказывается рядом со мной еще до того, как я успеваю выйти на тротуар.
Его влажный палец касается моего подбородка, и он приподнимает мое лицо.
— Это не твоя вина.
— Что именно? — сиплю я.
— То, что на Мэри-Лу напали.
Я уже собираюсь возразить, потому что это моя вина, но он прижимает меня к машине, и его твердый член упирается мне в живот.
— А вот это… — Моя рука внезапно оказывается у него между ног. — … уже твоя вина. — Он подмигивает и тянет меня вперед, ко входу в больницу. — Подумай о вознаграждении, которое последует позже.
Улыбка играет на моих губах, и в этот момент я понимаю, что в животе больше нет нервной дрожи. Вместо нее — что-то совсем другое.
Стоун знает меня лучше, чем я сама.
Все хуже, чем я думала. Рука Стоуна ложится мне на поясницу, когда мы заходим в ее палату, потому что он знает, что мне нужна опора, даже если я отказываюсь это признавать.
Потемневшее лицо Мэри-Лу выглядывает из-за книги, и она замирает.
— Рен? Что ты здесь делаешь, милая?
Милая. Если бы я была на ее месте, я бы возненавидела себя.
Первое, что я вижу — синевато-серые круги под глазами. Я открываю рот, но тут же закрываю его, когда вижу, как она морщится. Она поднимается с постели и встает передо мной, прежде чем я успеваю вымолвить хоть слово.
— Мне так...
Рука Стоуна не покидает мою спину, даже когда меня окутывает до боли знакомое объятие Мэри-Лу.
— Это не твоя вина, Рен.
— Именно это я ей и говорю. — Комнату наполняет уверенный голос Стоуна.
Мэри-Лу улыбается ему.
— Стоун Фостер.
— Точно, — отвечает он и ведёт меня к стулу в углу комнаты.
Мэри-Лу медленно возвращается к кровати и садится на край.
— Откуда ты знаешь Стоуна? — спрашиваю я.
— Я знаю его отца. Видела, как он управляет залом суда, как никто другой.
Рычание Стоуна тихое, Мэри-Лу его не слышит, но я — да.
— Только не говори, что ты проделала весь этот путь, чтобы извиниться, Рен.
Я уже набираю в лёгкие воздух, чтобы попросить прощения снова… но Стоун, вытянув ноги и откинувшись назад, резко перебивает:
— Мы приехали узнать, что было в ее досье.
Правильнее было бы спросить — чего не было в моем досье.
Мэри-Лу кивает. Мы все замолкаем, когда в палату заходит медсестра и просит ее подписать какие-то бумаги. Ее выписывают, что для меня настоящее облегчение.
Как только дверь закрывается, Мэри-Лу переключается в режим социального работника и начинает задавать те же вопросы, что и раньше, когда я была под ее опекой, но я останавливаю ее:
— Мой отец все еще в тюрьме, но я уверена, что это как-то связано с ним.
Даже сквозь припухлость на ее лице я вижу нерешительность. Я прищуриваюсь, а Стоун напрягается рядом со мной. Подождите…
— Что вы двое знаете такого, чего не знаю я? — я перевожу взгляд с одного на другого, сердцебиение учащается.
Стоун не смотрит на меня.
— Он подал апелляцию на приговор.
Комната кружится. И только ладонь Стоуна на моем бедре возвращает меня обратно.
— К-как? Нет. Он на свободе? — Я поворачиваюсь к Мэри-Лу. — Это он напал на тебя?
— Нет, хотя я бы не удивилась, если бы он это сделал. Я слишком много раз отбирала тебя у него. — Из ее груди вырывается горький смех.
Я не могу найти в себе силы, чтобы ответить на это.
— Они забрали всю папку? — спрашивает Стоун, не убирая руки с моего бедра, которое подрагивает от волнения.
Мэри-Лу морщится и качает головой.
— Нет. Забрали лишь один лист. Остальное бросили в меня.
Бросили в нее.
Я представляю, как она истекает кровью, свернувшись калачиком на полу своего кабинета, а бумаги разбросаны по ее окровавленному телу. Вздрагиваю, и Стоун бросает на меня тяжелый взгляд, неодобрительно нахмурив брови.
Мэри-Лу прерывает наш момент.