Поскольку происходит прямо перед моим отцом.
— Я здесь, — повторяет она. — Рен Дэвис.
Папа сжимает губы.
— Ее приютили родители Эвана, папа.
Во рту пересохло.
Черт знает, как я собираюсь задавать вопросы, когда Рен у меня на коленях. Потому что как только я начну говорить, она поймет, что я солгал.
Ну…
Умолчал.
Но в конце концов — разве это не одно и то же?
— Ах, да. Митчеллы. Как там Эван?
Отец вежлив, его голос ровный, но его взгляд больше не обращен на нас. Он отстранился от разговора.
— Возможно, в опасности, так как люди отца Рен избили ее социального работника и украли файл с адресом его родителей.
Взгляд папы резко возвращается ко мне. Как акула, учуявшая кровь, его глаза становятся настороженными.
Рен ерзает.
— Будь честен со мной, пап. Как ты можешь защищать его?
Рен замирает.
Я крепче сжимаю ее талию, не давая ей вырваться. Потому что я знаю ее так же хорошо, как себя. Может быть, даже лучше. И сейчас ей больше всего хочется сбежать и сделать неверные выводы.
А может, и верные.
— Я не могу обсуждать текущие дела, — машет рукой отец.
— Это другое, — настаиваю я. — Жизнь Рен в опасности.
— Стоун, — произносит Рен.
— Тише, — бормочу я. Обращаясь к отцу, продолжаю: — Мы знаем, что апелляция на рассмотрении. Нам нужно понять, есть ли шанс, что его выпустят…
— Что ж, уже слишком поздно, — вздыхает отец. Он тушит сигару, допивает виски и встает. — Апелляционный суд рассмотрел наше дело на этой неделе.
Я поднимаю Рен на ноги и сам встаю.
— И?
— И… — Отец пожимает плечами. — Со вчерашнего дня Джесси Дэвис на свободе.
Твою мать.
В тот же момент Рен убегает.
35.РЕН
Мир вокруг меня замер.
Со вчерашнего дня Джесси Дэвис на свободе.
Я больше ничего не слышу.
Я разворачиваюсь и, для человека, который почти не носит каблуки, довольно ловко сбегаю в этих шпильках.
— Рен!
Голос Стоуна громко звучит за спиной, но я ускоряюсь. Я знаю эти улицы как свои пять пальцев, поскольку выросла на них. Ветка царапает голую руку, но я не останавливаюсь.
Моя грудь вздымается, к горлу подкатывает тошнота. Я обнимаю себя за живот, волосы прилипают к мокрому от пота лбу.
Впереди появляется единственный дом, который я когда-либо считала своим, но я не бегу к нему. Меньше всего я сейчас хочу, чтобы Ребекка и Стивен видели меня в таком виде.
Я — развалина. Напугана до дрожи и раздавлена предательством.
Как посмел Стоун нарядить меня в это дурацкое дорогое платье, говорить, какая я красивая, притащить в дом своего отца, а потом обрушить на меня гребаную бомбу?
Маленький домик, в которой мы с Эваном обычно зависали, будто маяк в ночи. Разрез на платье расходится, когда я пригибаюсь. Колени скользят по влажной траве, и я заползаю внутрь, чтобы спрятаться.
Рыдание рвётся из груди, но я сдерживаю его — зажимаю эту боль на замок. Вместо этого по щекам медленно катятся слёзы, падая на мое красивое платье.
Они не прекращаются, даже когда я закрываю глаза и прислоняюсь лбом к шершавым доскам.
Мой отец вышел из тюрьмы. Теперь он в сотни раз опаснее.
Он придет за мной, и мне придется найти способ не дать ему разрушить все, что я строила годами.
Как его дело могли пересмотреть?
Отец Стоуна Фостера. Вот как.
Самый успешный адвокат по уголовным делам в стране — и, как оказалось, вполне подходящий выбор для такого подонка, как мой отец.
Хруст веток отвлекает меня от мыслей, и я замираю.
Старая пивная бутылка, которую мы с Эваном когда-то оставили здесь, катится по сухим листьям, и как только появляется черный лакированный ботинок Стоуна, я прячу эмоции за глухой стеной и сжимаю губы. Прежде чем он заглядывает внутрь, я успеваю вытереть слезы.
Как он меня нашел?
— Выходи.
Я молчу. Мое молчание — уже ответ.
— Рен. На улице холодно. Я вижу, как грязь покрыла твои каблуки и колени — значит, ты вся промокла. Пойдем.
Я боюсь, что скажу, если открою рот. Комок в горле мешает дышать, и я едва держусь, чтобы не развалиться прямо здесь.
— Я вытащу тебя силой.
Вперед.
Его большая рука хватает меня за лодыжку, и я втягиваю воздух, когда он резко тянет меня за ногу. Мои пальцы вжимаются в мягкую землю, и я пинаю его.
Он издает глухой стон.
— Ты издеваешься? Я понимаю, ты злишься…
— Злюсь? — кричу я, выползая наружу. Я встаю на дрожащие ноги. — Я не просто злюсь.
Я всё сразу.
Деревья покачиваются, луна выходит из-за туч — и ее свет высвечивает красный след на его челюсти. Он трет то место, куда я его ударила, и хмурится.
— Расскажешь мне обо этом в машине. Пошли.
Я молча стою на месте, и его челюсть дергается.
— Ты правда думаешь, что я не подниму тебя и не отнесу к машине, Палка? Потому что я так и сделаю.
Я фыркаю, потому что знаю, что он не шутит. Плечом задеваю его, проходя мимо. Удивительно, но он меня не трогает. Я вижу его машину, припаркованную у тротуара, распахиваю дверь и молча сажусь на пассажирское сиденье.
Я вся в грязи. Каблуки испорчены, а колени перепачканы землей.
— Как ты узнал, где я?
Я чувствую на себе его взгляд, но продолжаю смотреть в окно, наблюдая за размытыми огнями. Машина рычит, набирая скорость, и мы мчимся к шоссе.
— Я всегда знаю, где ты.
— Только Эван и я знали об этом месте.
Стоун прибавляет газу.
— Думаешь, я не следил за каждым твоим шагом в старших классах?
Плевать.
— Я всегда знал, где ты, даже в самой переполненной комнате, Палка. Так же, как и сейчас. Я знаю тебя гораздо лучше, чем ты думаешь.
Я бросаю на него раздраженный взгляд. Он сжимает челюсть, пальцы крепко обхватывают рычаг переключения скорости.
— Я знаю, что ты злишься из-за моего отца. И знаю, что ты до смерти боишься, потому что твой старик теперь на свободе.
Я прикусываю язык.
Он снова переключает скорость, и меня прижимает к спинке сиденья.
— Я знаю, ты прикусила язык, потому что ненавидишь признавать, что я прав.