Наверное, нужно было куда-то бежать, что-то делать - но Иссканр остолбенел и даже, кажется, рот разинул от изумления. Ему и в голову не пришло, что один из кусков башни, даже самый мелкий (вернее, отсюда, с мостовой, кажущийся мелким), может упасть на него, чем и положит конец поискам правды о "младенчике" брата Гланнаха, конец вообще всему.
Иссканр не думал об этом. Он упивался ощущением свободы - безбрежным, неожиданным! Колпак пропал! И дома снова постепенно начали обретать утраченную объемность, и исчезла проклятая пустота!
Вдруг - резким, хлестким ударом по ушам - в мир возвратились звуки. Грохот падающих камней, треск сокрушенных деревьев, скрежет проломленных крыш, вопли и стоны людей (вот тебе и вымер город!..), ржание лошадей, что-то еще, пока, в этакой суматохе, не различаемое. Иссканр бездумно уклонился от летящей в его сторону черепицы и побежал в сторону Колбасной.
До которой было рукой подать. Падающей рукой!..
(В это же время или чуть раньше нищий на Южной Набережной, который не так давно клянчил у Иссканра "ладный мешочек", проснулся. Он так и задремал в подворотне, куда сбежал от странного и страшного взгляда того "чудака" и снились ему кошмары. Кошмары нищему снились всегда, но эти были какие-то особенные, от которых жить не хочется, что во сне, что наяву.
И проснувшись, нищий в первый момент решил, что по-прежнему спит. За свою недолгую, но крайне насыщенную злоключениями жизнь он привык распознавать грядущие беды еще до того, как они происходили. Но сейчас ощущение ужасных перемен буквально насытило все вокруг.
Осторожно, не зная, откуда ждать удара, нищий выглянул из подворотни.
Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Змеиный мост оживает, встряхивается очнувшейся от зимнего оцепенения гадюкой, а потом обрушивается в воды реки.
...Потом, когда нищий рассказывал об этом своим "собратьям по цеху", ему не верили даже те, кто сам в эту ночь пережил необычайное. Ничего удивительного: многие, очень многие вдруг обнаруживали на границе северной части города, в основном в районе ступениатов, нечто, похожее на Пелену. И за тем, как падали треснувшие Держатели, наблюдали многие.
А вот оживший мост видел он один).
Все Держатели упали почти одновременно, но Иссканр узнал об этом позже. Да и узнай тогда - все равно его бы заботила одна-единственная башня - та, которая рухнула прямо на рынок Срезанного Кошелька.
...Продираться через вопящие, толкающиеся, усыпанные зверобоги ведают чем улицы ночного Сна-Тонра оказалось неожиданно легко. Главное - выбрать правильное направление, но теперь, когда колпак исчез, с этим особых затруднений не было: знай перебирайся через завалы, отпихивай в сторону взбесившихся горожан - и беги, беги, беги - беги, будь ты проклят! Скорее!!!
Он почти ничего не запомнил: ни того, как бежал, ни того, что творилось вокруг. Так, какие-то смутные образы, цепляющиеся за память. Но один почему-то въелся в сознание, впился в него ярко-красным клещом: проломленный от крыши до первого этажа дом, из которого вывалился каменный палец, ногтем упершийся в стену особняка напротив. И на ногте том - знак: вырезанная плеть-девятихвостка. Под ним достанывал какой-то неудачник, придавленный, словно попавшая под каблук ящерица. Бедняге уже было не помочь, и Иссканр с разгону подпрыгнул, зацепился за верхний край каменного ногтя, подтянулся, упершись ногами в выемки, изображавшие плеть, оказался по ту сторону завала - и поспешил дальше.
Угол Колбасной и улицы Последнего Вздоха выглядел впечатляюще. Говорят, во время Второго Снисхождения зверобоги истребляли пралюдей по-разному: насылали моровое поветрие, своих фистамьеннов, шибали молниями и поливали дождем. Но самое страшное случалось, когда они снисходили на землю и принимались за грешников не опосредованно, а, так сказать, напрямую. Легенды утверждают, что земля в результате изменила очертания, появились новые реки, озеро Ллусим тоже, вон, вроде бы после этого образовалось - и не оно одно.
При виде того, во что превратились Колбасная и улица Последнего вздоха, Иссканр очень живо представил себе, каково было в Ллаургине, когда в мир снисходили зверобоги.
Сюда упала самая большая часть расколовшегося Держателя, она перечеркнула обе улицы жирной ломаной линией - и сейчас, выхваченная суетливым светом факелов, казалась обожравшейся гусеницей или рубцом, вспухшим на теле города. На Последнего Вздоха к факелам добавлялся еще и свет красных фонарей: из тех заведений, которые не пострадали или пострадали незначительно, на помощь были направлены девицы и прислуга; впрочем то же самое творилось во всем районе - все, кто не лишился крыши над головой, торопились помочь соседям: разбирали завалы, срочно обустраивали помещения, куда хотя бы на первое время можно было положить раненых, оттаскивали в сторону тех, кого уже не спасти. Как всегда, нашлись и люди, способные трезво мыслить, они приняли на себя руководство над спасательными работами и приводили в движение ошарашенных случившимся горожан, которые иначе просто стояли бы, разинув рты, или бесцельно предавались бы горю.
- Потом! - кричал один из таких трезвомыслящих. - Потом оплачете своих мертвых - спасайте тех, кто остался жив! - Он накинулся на суховатую женщину, рыдавшую в полный голос: - Ты же травница, Маррикэ, ты же обет давала! Посмотри, скольким сейчас нужна твоя помощь! - он буквально силой повел ее к рыночным прилавкам, на которых укладывали раненых. - Давай, займись ими! - Женщина судорожно кивнула и обратилась с вопросом к человеку, который, видимо, уже некоторое время врачевал пострадавших. Тот показал на соседний ряд и что-то объяснил - и она аккуратно, с нарочитой неторопливостью принялась осматривать лежавших, а слезы по-прежнему катились по ее лицу...
Но Иссканр уже забыл о травнице, его взгляд вернулся к человеку, который врачевал рядом с ней, который показал ей, кем следует заняться в первую очередь. Ему помогали двое, толстяк и низкорослый, с тюленьими усами, мужчина - оба явно не были целителями, а просто оказались под рукой и выполняли несложные поручения. Но что-то, несомненно, связывало их с врачевателем - немного сутулым, чуть старше Иссканра человеком в плаще с капюшоном. Капюшон был отброшен, волосы растрепанны, по лбу катилась струйка пота. В черных, как ночь, глазах не отражалось ни единого чувства но вот врачеватель перехватил взгляд Иссканра, поднял голову и на мгновение застыл, словно увидевший змею птенец.