В новостной трансляции показывали не только одну эту улицу, забитую недовольными тейкскалаанцами. Как выяснялось, эпидемия мирных протестов прошла по всему сектору. И всюду камера неукоснительно вылавливала у множества протестующих фиолетовые бутоньерки.
«Восьмой канал!», «экономика и политика», явно не на довольствии Тридцать Шпорника, решила Махит. Только не с этим акцентом для антипротестной речи Один Молнии, чей голос все раскатывался и продолжал:
– Я и все доблестные слуги Тейкскалаана, с кем я имею честь служить, сопереживаем пожеланиям народа Жемчужины Мира, мечтающего о мире и процветании, – но высоко у вас над головой ясность наших глаз видит то, чего не видите вы. Вашими искренними устремлениями пользуется ради своих корыстных замыслов соимператор Тридцать Шпорник.
Три Саргасс прошипела сквозь зубы – резко и коротко, идеально попав в паузу, когда Один Молния давал зрителям пережить шок.
– Соимператора не волнуют ни война, ни мир! – гремел Один Молния. – Соимператора волнует только прибыль! Он бы не поддержал протесты своим одобрением или деньгами, если бы наша война затронула любой другой сектор космоса – но война в этом секторе угрожает его интересам!
– Ага, давай-давай, рассказывай, чем именно, где добивка? – пробормотала Три Саргасс. Махит взглянула на нее искоса; та не отрывала от экрана завороженных, горящих глаз.
– … в этом квадранте располагается станция Лсел – малозначимая независимая территория, предоставлявшая Тридцать Шпорнику без ведома Тейкскалаана незаконную и аморальную технологию для неврологических усовершенствований. Я предполагаю, что аннексия перережет его тайный канал поставок, и потому он видит нужным воспользоваться благородными порывами народа, которому мы оба служим, и разжечь возмущения!
– Вот это интересно, – выдохнула Три Саргасс одновременно с тем, как Двенадцать Азалия выключил голоэкран.
– Это проблема, – сказал он. – Он говорит правду, Махит?
– Насколько мне известно, нет, – сказала она, не в силах представить, с чего Один Молния решил, что имаго-аппараты нужны Тридцать Шпорнику, а не Шесть Пути, не говоря уже о том, откуда Один Молния вообще о них узнал – если только это все не голая пропаганда… Она вздохнула. – И вот в чем на самом деле долбаная проблема. Этого «насколько мне известно» уже недостаточно.
Двенадцать Азалия грузно сел напротив нее.
– Насколько тебе известно, посол Агавн не снабжал Тридцать Шпорника… незаконной технологией? Неврологическими усовершенствованиями? Аморальной технологией? Что конкретно тебе здесь неизвестно, посол?
Все это вдруг стало резко раздражать. Махит уже так устала различать крошечные оттенки смыслов в разных тейкскалаанских интонациях, так устала следить за смещением ударения. От усилий, которые требовались, чтобы помнить, что она говорила Три Саргасс, что – Двенадцать Азалии, а что не говорила никому.
(О том, как император сказал ей: «Кто еще подарит восемьдесят лет мира». О своей гложущей, растущей уверенности, что, возможно, он прав, учитывая его возможных наследников и то, насколько решительно они поддерживают в Городе разрушения и насилие ради собственного возвышения.)
У нее заболела челюсть от скрежета зубов.
– Посол Агавн не снабжал ничем подобным Тридцать Шпорника. Насколько мне известно. А еще я не пойму, что считается в Тейкскалаане «аморальным» – почему вы все так боитесь неврологических усовершенствований?
– …но кого-то он снабжал! – сказал Двенадцать Азалия, словно нашел удовлетворительный ответ в логической головоломке.