Как легко из этой крайности возник патриотизм.
Махит полагала, примерно то же происходит и с бунтовщиками на улицах Города.
Она нашла Три Саргасс на кухне – та делала что-то непостижимое с растением: выскребывала сердцевину и начиняла какой-то другой субстанцией – пастой из риса и, кажется, фарша.
– Это еда?
Три Саргасс оглянулась через плечо. Лицо ее было серьезным и решительным.
– Пока нет. Подожди часок – и будет еда. Я нужна?
– Нужен нейрохирург, – сказала Махит. – Если они на этой планете вообще бывают.
– Ты на это пойдешь?
– Я попробую.
Три Саргасс кивнула один раз.
– В Городе, Махит, бывает все. В том или ином виде. Но, боюсь, я совершенно не знаю, где найти человека, согласного – и способного – вскрыть тебе мозг.
Из соседней комнаты откликнулся Двенадцать Азалия:
– Ты не знаешь, Травинка, но готов спорить на что угодно, что ты знаешь того, кто найдет.
– Хватит подслушивать и иди сюда, – крикнула Три Саргасс и, когда Двенадцать Азалия появился в двери, удостоила его пронзительного взгляда. – И где же найти хирурга? Посол мне потом еще нужна живой.
– Пока вы отправитесь к министру науки, я отыщу кого-нибудь через менее официальные каналы, – самодовольно ответил Двенадцать Азалия. – Все-таки министерство информации прикрепило меня к Медицинскому колледжу. Ну что, вы рады, что я участвую в вашем заговоре?
– Да, – сказала Три Саргасс, – по нескольким причинам, начиная с того, что из твоей квартиры получилась отличная база…
– Похоже, я тебе нужен только из-за материального имущества, Травинка.
– И из-за давних связей с людьми вне двора и министерств. Из-за них тоже.
– Если бы захотела, у самой их было бы не меньше, – осторожно ответил Двенадцать Азалия. – Если бы тебе было интересно расширить круг знакомств.
– Лепесток, – вздохнула Три Саргасс, – сам же знаешь, что это неудачная идея. И всегда было неудачной идеей.
– Почему? – поймала себя на вопросе Махит. Она не могла придумать, что такого плохого для асекреты в контактах вне дворца.
– Потому что я бы их использовала, Махит, – ответила Три Саргасс горько, почти с самобичеванием. – Просто использовала. А у Лепестка есть настоящие друзья, причем некоторых я наверняка в итоге сдам за антиимперские настроения. Когда это будет уместно или полезно.
– Сама же себе делаешь хуже, – сказал Двенадцать Азалия. – Сплошные тщеславные амбиции и…
– Нехватка эмпатии, знаю-знаю, – ответила Три Саргасс. – Мы разве не о тебе говорили?
Двенадцать Азалия вздохнул, улыбнулся с расширенными и темными глазами, и Махит осознала, что этот разговор они ведут уже в сотый раз; что они об этом договорились, аккуратно обходили уголок своей дружбы, где Три Саргасс не задает вопросы о досуге Двенадцать Азалии, а он не пытается примешивать своих – кого, необычно настроенных против истеблишмента друзей из медицины? – в государственные дела Три Саргасс. Они знали, какие границы не стоит пересекать; знали и придерживались их, а просьба Махит размоет их все до единой. И всё же оба на это готовы.
Она надеялась, что этого заслуживает. (Этого заслуживает станция Лсел – вот опять патриотизм, никак не получалось привыкнуть к этому новому и странному рефлексу, – вот только асекреты помогали не ради Лсела.)
– Да, – говорил Двенадцать Азалия. – Только обо мне и о том, какой я полезный и как много помогаю. Я все сделаю, пока вы будете на своей завтрашней встрече.
Передвижение в Городе было скверным и становилось только хуже, даже среди бела дня. Махит почти не сомневалась, что за ней с Три Саргассой установили слежку, стоило им выйти из многоквартирника Двенадцать Азалии и направиться в метро; не Солнечные в золотых масках, а тени, призраки в сером. Туман, как назвал личных следователей Юстиции Двенадцать Азалия. Если это они – если они существуют, – то название подходящее.