– Можно уже с этим покончить, Шесть Путь? – проговорила эзуазуакат, и в ее голосе послышался мучительный, изможденный страх. – Я хочу, чтобы вы жили и удерживали престол вечно; когда вы уйдете, мне до конца дней будет вас не хватать, но трон о солнечных копьях – это не какой-то варварский медицинский эксперимент и не должен им стать; взгляните на Махит, ваше сиятельство. В ней Искандр – и она не Искандр.
Император приковал взгляд к Махит. Ей казалось, она тонет. Появилась вся та сверхъестественная сила, которую она воображала в ритуале крови, и отразилась в реакции лимбической системы – иллюзия неврологии. Но все же за солнечным сплетением чувствовался крючок, тончайший, как мыльный пузырь, боль. Шесть Путь поднял руку – она не дрожала, и Махит успела удивиться его силе – и взял в ладонь ее щеку.
Она позволила Искандру – последовательности реакций, памяти и их выражению на эмоциях, на поведении, что являлась Искандром, – прижаться к ладони. Позволила прочувствованно и медленно сомокнуть ее веки.
А потом забрала все назад, выпрямилась с широко раскрытыми глазами и сказала:
– Ваше сиятельство, он любил вас. Я встречалась с вами трижды.
В воцарившемся потрясенном молчании она продолжала:
– А кроме того, у меня нет для вас имаго-аппарата. И я не могу – даже при лучшем развитии событий – доставить новый, чтобы сохранить вашу память, раньше, чем окончится ваша жизнь. Мне жаль, Шесть Путь. Но мой ответ – нет.
Император с силой провел большим пальцем по изгибу ее скулы.
– Аппарат есть в тебе, – сказал он. – Правда же.
– Если вам так угодно, – ответила Махит, сглотнув яркий страх – это же император, если б он захотел ее разрезать, ему было бы достаточно взмахнуть рукой, и один из охранников в сером начнет кромсать прямо здесь, на полу, ориентируясь на хирургический шрам от Пять Портик, – если вам так угодно, вы можете поместить в свой разум меня и Искандра – даже две долбаных версии Искандра, это все сложно, с ума сойти как сложно. Или поместить нас в разум кого угодно. Но нет такого имаго-аппарата, ваше сиятельство, который перенесет в чужой разум вас и только вас одного. Нет в радиусе двух месяцев полета.
Шесть Путь вздохнул и отпустил ее. Ощущение от руки осталось клеймом – раскаленным, сверхчувствительным.
– Полагаю, это мало что меняет, – сказал он. – Я не возлагал надежд на воскрешение с самой смерти твоего предшественника. И не ожидал, что ты эту надежду возродишь. Только… фантазировал. – Он поманил пальцем, и Девятнадцать Тесло подошла к нему, опустилась рядом на колени. Он положил руку ей на шею, и она прильнула к ней затылком.
Она представлялась Махит огромным тигром, клыкастым и опасным, и все же – встала на колени. Прильнула к этой ладони.
<Ничто, чего касается империя, не остается собой>, – пробормотал ей Искандр.
А может, это ее собственный голос притворился интонацией, которой она скорее поверит.
– Как протекает этот дурацкий мятеж, Девятнадцать Тесло? – спросил император.
– По-дурацки, – сказала Девятнадцать Тесло, – но скверно для всех. Один Молния убивает штатских; одновременно Тридцать Шпорник пытается сместить вас в ходе откровенного внутреннего переворота – видимо, потому что верит, что в случае вашей смерти Восемь Виток и Восемь Антидот отстранят его от государственного управления, вот и пользуется Один Молнией в качестве повода, чтобы перехватить власть заранее, и для этого рассылает на улицы агитаторов со своими нелепыми знаками цветочной чести – мы уже потеряли Два Палисандр из информации, она мертва или считайте, что мертва, и я не надеюсь на Девять Тягу в Войне; если она еще не переметнулась к Один Молнии, то переметнется в любой момент, когда решит, что он даст ей позицию эзуазуаката в своем правительстве…
– Не хотела бы сама стать министром информации, Девятнадцать Тесло, раз ты и так уже все знаешь?
– …мне нравится мой нынешний титул. Как я уже не раз говорила, – сказала Девятнадцать Тесло. И тихо вздохнула. – Но если вы потребуете, я готова.
– Мне нужно от тебя не это, – сказал Шесть Путь. Махит не нашла в такой формулировке абсолютно никакого утешения. Судя по выражению, Девятнадцать Тесло тоже.