– Думаю, – сказала Махит вслух, как только Три Саргасс отсмеялась и позволила Махит коснуться ее щеки, очень нежно и всего лишь раз, – что тебе надо стать вторым младшим секретарем министра информации. Ты слишком интересная для нашей работы, Три Саргасс. Поступи так, как и планировала поступить с самого начала: пройди по мне как по ступеньке на пути тщеславных амбиций. И становись опять поэтессой.
– А что без меня будешь делать ты? – спросила Три Саргасс. Это был ее единственный протест.
– Что-нибудь придумаю, – ответила Махит.
Последствия
Оказалось, поверхностной красотой возможно пресытиться, особенно если эту красоту оживляют коллективный траур и глубокая ксенофилия: коронацию императрицы Девятнадцать Тесло, Чей Приход Озаряет Нас Подобно Блеску Ножа, Ее Сиятельства Повелительницы всего Тейкскалаана Махит запомнила в основном чередой ошеломительных снимков. Процессия, петляющая по Городу, отображенная и повторенная на каждом экране. Сотня тысяч Солнечных на марше, на коленях пред белыми туфлями императрицы. Алгоритм перестроился – или просто признал право Девятнадцать Тесло на власть над империей. Сам Город осветился золотым, красным и насыщенным темно-пурпурным, расцветал, расцветал. Погребение обескровленного тела Шесть Пути, преданного земле, чтобы гнить. Панегирик за панегириком; новые поэты на каждом углу. Скопление солдат – молодые тейкскалаанцы шли добровольцами на будущую войну с инопланетянами, один за другим. Иногда пели на ходу.
Появились две новые песни со строчкой «Я копье в руках солнца». Одна – элегическая и красивая, ее исполнил хор, когда на чело Девятнадцать Тесло возложили великую императорскую корону. Другая – скабрезная и непристойная, основанная на тейкскалаанском каламбуре, который Махит поняла бы, даже если бы изучала язык не больше года: тут любой поймет, что «копье» можно истолковать множеством способов.
Эту песенку Махит запомнила. Не запомнить было просто невозможно.
Запомнила Махит и то, что лицо Девятнадцать Тесло не изменилось ни разу – ни во время погребения, ни во время коронации. Не запомнить было просто невозможно.
Как только Город выдохнул достаточно церемоний и больше походил на согнувшегося пополам бегуна, который пытается совладать с болью в легких, пошли, как грибы после дождя, маленькие похороны: с каждым днем все больше объявлений, одни шли с инфокартами, другие – по общественным новостным трансляциям. Во время бунта, согласно официальным данным, погибло триста четыре гражданина; Махит подозревала, что число занизили на порядок.
На похороны Двенадцать Азалии она пришла в своем лучшем траурном платье – черном в честь бездны меж звездами, в лселском стиле, а не красном в честь отданной крови, как у тейкскалаанцев. Тела не было. Тело он пожертвовал медицинскому колледжу – настолько в его стиле, что даже до слез. Был только кенотаф, с очаровательным глифом его росписи, размещенный в стене министерства информации рядом с сотнями других: все принадлежали асекретам, погибшим на службе министерству.
Там она видела Три Саргасс и слышала, как та читает поэму в честь Двенадцать Азалии: резкую, мрачную вещь, жестокую в своей скорби. Эпитафия мирам, вырванным из небес, несправедливости. Всем бессмысленным смертям. Это было великолепно, и Махит ощутила… угрызения совести, представляя, сколько бессмысленных смертей еще ждет впереди. Сколько тейкскалаанцев с песнями записываются в легионы.
Скольких планет они коснутся, сколько планет они пожрут.
Тело Искандра она сожгла – так просто было наконец-то послать запрос в Юстицию, подписанный и запечатанный на стике, адресованный икспланатлю Четыре Рычагу, патологоанатому. Тем же вечером в апартаментах ожидал ящичек. Размером с ее ладонь, полный костей и полумумифицированной плоти, обращенных в прах.
«Хочешь, я попробую на вкус?» – спросила она имаго, его удвоенную странность.
Очень долгая пауза.
<Это может быть вредно. Из-за консерванта>, – только молодой Искандр, первый. Ее. А затем: <Дождись, когда тебе не надо будет спрашивать>.
Только старый Искандр, помнивший смерть. Махит задумалась, когда же настанет этот переломный момент, после которого ей не захочется перестраховываться на случай, будто она подводит свою имаго-линию, и отложила ящик с прахом.