С императрицей она встретилась не в императорских покоях во Дворце-Земля и не в офисном комплексе Девятнадцать Тесло во Дворце-Восток. Последний, полагала Махит, закрыт.
Встретились они перед самым рассветом на площади перед Юстицией, у пруда, полного темно-красных плавучих цветов. Махит разбудил императорский слуга в сером, постучавший в дверь, и теперь ей отчаянно хотелось кофе, или чая, или хотя бы старой доброй кофеиновой таблетки. Девятнадцать Тесло выглядела так, словно сон – для обычных людей, не для императоров. Это ей шло; или лицо начинало привыкать. Новое ощущение пустоты, сосредоточенность недреманных глаз.
– Ваше сиятельство, – сказала Махит.
Они сидели на скамье. С ними была одна охранница, без облачной привязки, с огнестрельным оружием. Девятнадцать Тесло сложила ладони на коленях.
– Я уже почти привыкла, – сказала она. – Что меня зовут «ваше сиятельство». Думаю, когда окончательно привыкну, это будет означать, что он действительно умер.
– Никто не мертв, – аккуратно ответила Махит, – если не забыт.
– Это из лселских писаний?
– Скорее из философии. Практичность.
– Полагаю, иначе вам нельзя. Учитывая, что мертвые всегда с вами, – Девятнадцать Тесло подняла руку, уронила. – Мне его не хватает. Не могу и представить, каково было бы жить с ним в голове. Как ты принимаешь решения?
Махит с силой выдохнула. Искандр в разуме был весь доброта, теплота, смех.
– Мы спорим, – сказала она. – Чуть-чуть. Но в основном соглашаемся. Мы… мы бы не подходили друг другу, я бы не стала его преемницей, если бы мы не соглашались.
– Мм, – тут Девятнадцать Тесло надолго затихла. Ветер шуршал лепестками красных цветов: широкое ограниченное море. Небо просветлело от темно-серого к светло-серому, позолоченное там, где солнце прожжет облака.
Когда Махит больше не могла вынести молчания, она спросила:
– Почему вы хотели со мной встретиться? – почтительное обращение она опустила. Оставила предложение простым: почему ты, человек, хотела встретиться со мной, другим человеком?
– Думала спросить, чего ты хочешь, – ответила Девятнадцать Тесло. Улыбнулась; той свирепо-нежной улыбкой, сосредоточив все внимание на Махит. – Воображаю, тебе не терпится вытянуть из меня какие-нибудь обещания.
– Вы планируете аннексировать мою станцию? – спросила Махит.
Девятнадцать Тесло рассмеялась – жестокий, сотрясающий все тело смех.
– Нет. О звезды, у меня и времени на это нет. У меня ни на что нет времени. Ты в безопасности, Махит. Ты со станцией Лсел можете оставаться независимой республикой, сколько пожелаете. Но я спрашивала не об этом. Я спрашивала, чего хочешь ты.
В пруд приземлилась длинноногая птица: белые перья, длинный клюв. По меньшей мере в метр ростом. Ступая, она не тревожила цветы; ее большие ноги проскальзывали между лепестками и поднимались вновь, роняя капли. Махит не знала, как называется эта птица. Может, «ибис». Или «цапля». В Тейкскалаане водилось много видов птиц, а на станционном языке существовало всего одно слово «птица». Когда-то было больше. Ушли за ненадобностью. Только одно слово для самой концепции.
Она могла бы попросить… ну, о приеме в университет. Место в поэтическом салоне. Тейкскалаанский титул. И тейкскалаанское имя в придачу. Деньги; слава; восхищение. Она не могла попросить абсолютно ничего и остаться при этом лселским послом, и отвечать на почту, и распевать в тейкскалаанских пабах песню, для которой сама написала пару строчек, уже очень давно.
Ничто, чего касалась империя, не останется ее. И так уже очень немногое оставалось ее.
– Ваше сиятельство, – сказала Махит Дзмаре, – пожалуйста, отправьте меня домой, пока я еще хочу уехать.
– Не устаешь меня удивлять, – сказала Девятнадцать Тесло. – Ты уверена?
– Нет, – ответила Махит. – Потому и хочу, чтобы отправили меня вы. Я не уверена.
<Что ты вытворяешь?>
«Пытаюсь понять, кто мы. Что от нас осталось. Кем мы можем стать теперь».
Станция зависла под брюхом самой большой из рябых металлических планет без атмосферы, составлявших Лселскую систему, зависла идеально сбалансированной в гравитационном колодце между двумя звездами и четырьмя небесными телами. Казалась маленьким и тусклым тороидом, вращалась для поддержания внутренней температуры. Огрубевшая после солнечной радиации и бомбардировки мелкими частицами в течение четырнадцати поколений. Около тридцати тысяч человек, обитающих во тьме. Больше, если считать линии памяти. Как минимум одна из них недавно пыталась саботировать другую имаго-память и теперь ждет, к чему приведет ее покушение.