Едва рассвело, в больницу прибыла Джинни с сыном. Увидев бледного осунувшегося за ночь мужа, миссис Поттер тихо расплакалась. Альбус обнял мать и положил ей голову на плечо. Гарри приблизился и протянул руку, замирая, не решаясь дотронуться. Джинни подняла заплаканное лицо.
— Она же не умрет, Гарри? Скажи, что она не умрет, — молила она дрожащими губами.
— Все будет хорошо, Джинн, с ней хорошие колдомедики, они знают, что делать.
Поттер обнял жену и сына, словно пряча их от беды, которая бродила совсем рядом. Лишь ближе к обеду им позволили войти в палату. Лили не спала, казалась совсем худенькой и какой-то полупрозрачной. Джинни бросилась к ней, шептала ей успокаивающие глупости, стараясь казаться бодрой и не расплакаться.
Неделя состояла из поочередных дежурств в больнице и нескольких часов дома, когда взволнованные родители позволяли себе принять душ и отоспаться. Гарри читал дочери добрые сказки и рассказывал забавные истории, но поправлялась девочка медленно, почти не вставала с постели. Только через неделю ее разрешили перевезти домой. Но нужно было соблюдать режим, продолжать давать лекарства, следить за питанием. Тем не менее, это была маленькая победа над болезнью. Поттеры повеселели, Джинни испекла любимый шоколадный торт, и они пили чай прямо в детской, роняя крошки на пол и кровать. Крошки — это такая мелочь.
После обеда Гарри вспомнил, какой сегодня день. Его будет ждать Северус. Сейчас он казался таким далеким, бесконечная изматывающая неделя отодвинула мысли о Северусе на второй план. Гарри не стал размышлять об этом. Он просто взял с полки зачитанную до дыр книгу любимых сказок и читал, читал, читал Лили. Так долго, что язык стал заплетаться, а буквы запрыгали перед глазами, составляя новые, не существующие слова.
Перед сном душа снова рванулась к Северусу. Надо хоть объяснить ему причину, рассказать о болезни дочери. О том, что Гарри не может переложить всю ответственность на плечи жены. Гарри придумал много объяснений, содержащих слова «долг» и «обязанности». Он мысленно рассказывал Северусу о том, что значит быть человеком. Надежным, готовым пожертвовать собой ради близких, брать инициативу в свои руки, когда кажется, что судьба неотвратимо вмешивается в жизнь.
Но Гарри остался дома. Ведь за всеми правильными словами стоял страх, и Гарри просто знал, что если увидит Северуса, коснется его, вдохнет любимый запах… не сможет сказать своему демону «нет». Что бы ни говорил Снейп, Гарри — всего лишь человек.
«Трус, ты жалкий трус!» — вопил возмущенный хор голосов в голове. Гарри крепко зажмурился и чмокнул разметавшиеся по подушке волосы жены.
Опоздал?
Легкий майский ветерок кружил белые лепестки диких абрикосов, которые никогда не успевали созревать, но каким-то чудом умудрялись не замерзнуть зимой и цвели каждую весну. Настроение Гарри было совсем не легким и не весенним. Он стоял у квиддичного поля Хогвартса под руку с Джинни, с другой стороны к нему прижималась Лили, а Альбус с благоговением рассматривал величественное здание школы.
Гарри ни за что не пошел бы на этот матч, но он был приурочен ко Дню Победы, и он не мог отказать Минерве. Да и Бринстоун обещал прийти, посветить физиономией, как он сообщил в письме, где витиевато намекал, что Поттера наконец вернули на работу.
Джинни потащила Гарри здороваться с МакГонагалл, и пришлось улыбаться, делать вид, что ему интересны новшества школы. Возможно, Гарри и было не все равно, но только не в Хогвартсе. Когда он одновременно хотел сбежать, исчезнуть, спрятаться, и в тоже время вытягивал шею, глядя на толпы школьников, спешащих занять места на трибунах. Пристально вглядывался в лица носителей зеленых галстуков, пытаясь отыскать любимого мальчишку, которого предал. Демона, с которым отказался уйти.
В тот день играли финал, Слизерин против Рейвенкло. Гарри удивился количеству зеленых знамен на трибунах. Сразу после войны Слизерин не пользовался популярностью, и количество студентов на факультете ощутимо снизилось. Тогда Гарри пристально следил за Хогвартсом. Испытывая острую ностальгию, часто приходил в гости к своему декану, участвовал в восстановлении школы и искренне переживал за травлю одного факультета.
Когда посещение Хогвартса перешло в разряд обязательной программы просвещения молодого поколения, Гарри много говорил о том, что неважно, на чьей стороне были погибшие родители, что их детям одинаково больно. Но каждый год МакГонагалл пожимала плечами и показывала на немногочисленных представителей факультета. Или дети научились уговаривать шляпу, или всех хитрых оставляли на домашнем обучении. И они перестали акцентировать внимание на проблеме. Гарри больше не спрашивал о ситуации, а МакГонагалл, наверное, не считала ее важной и не беспокоила его.
Несмотря на ужасное настроение, Гарри улыбнулся. Жизнь продолжается. Не прошло и двадцати лет, а дети уже забыли о прошлых обидах, а может, их родители нашли в себе силы простить.
На трибуне преподавателей, куда Гарри и Джинни поднялись вместе с МакГонагалл, толпилось много народа. Школе требовались постоянные дотации, и приходилось устраивать общественные мероприятия для привлечения меценатов. Чем больше знаковых личностей появлялось на подобных праздниках, тем значительнее становилось ежегодное финансовое вливание из внешних источников. Гарри это понимал, потому нацепив улыбку, здоровался с чиновниками и журналистами. Но мысленно он был далеко.
Гарри так углубился в свои мрачные размышления, что вздрогнул от неожиданности, когда кто-то сзади взял его за локоть. Стремительно обернувшись, успев за секунду представить себе, что это быть может Северус, но он увидел шефа. Бринстоун смущённо кашлянул:
- Нервишки шалят? Привет, Поттер.
Гарри неопределённо пожал плечами:
- Добрый день, мистер Бринстоун. Не то, чтобы шалят. Просто не ожидал.
Шеф сразу стал серьёзным и снова прокашлялся:
- Есть разговор, Поттер, отойдём на минутку.
Джинни слегка подтолкнула мужа к начальнику и, приобняв Лили, начала что-то ей тихонько рассказывать, показывая на поле.
Гарри молчал. Бринстоун испытывающе разглядывал его. Аврор Поттер не выдержал первым:
- Мистер Бринстоун, давайте без обиняков. Может быть мне стоит подать рапорт об отставке и начать искать работу?
Пожилой аврор укоризненно прицыкнул:
- Не спеши, Поттер. Я рад, что ты здесь, в полном здравии, хотя и отощал, должен признать. Есть хорошая новость. Можешь вернуться на службу. Прямо со следующей недели. Потрепали нам нервы с той историей, но всё уже травой поросло.
Гарри почувствовал, как изнутри поднимается волна гнева, смешанная с обидой. Натянутые в последние дни до предела нервы звенели натянутой струной.
- Я подумаю, - стараясь из последних сил держать себя в руках, сквозь зубы произнёс Поттер, разглядывая лёгкие облачка над полем стадиона.
- Понимаю, - кивнул Бринстоун и засопел словно беременная самка громамонта.
- Я хотел бы перейти в отдел особо тяжких, - вдруг ни с того, ни с сего ляпнул Поттер и сам удивился. Ни о чём таком он даже не помышлял.
- Хочешь сменить отдел? - протянул Бринстоун, сверля его глазами, - Работать под руководством Бутчера? Давай обсудим это в понедельник в моём кабинете, не здесь. Идёт, Поттер?
Гарри нахмурился и кивнул.
- Идёт.
Он поискал глазами жену. Джинни разговаривала со своим редактором, посмеиваясь и пожимая плечами. Бринстоун протянул ему руку:
- До понедельника, Поттер?
- Да, - рассеяно кивнул Гарри и пожал протянутую крепкую ладонь, - до понедельника.
На поле появился судья, и ведущий объявил о начале матча. Все поспешили занять свои места, а Гарри зачарованно смотрел на поле, куда вылетали участники команд. Джинни несколько раз окликнула его, показывая на соседнее место, но он не слышал, сосредоточенно вглядываясь в лица игроков Слизерина. Лили, отправленная матерью, подергала его за рукав и потащила за собой. Гарри, не отрывая взгляда от игроков, прошёл на своё место и присел на краешек скамьи, боясь пропустить самое главное. Самого главного. Когда участники игры полетели по большой дуге, приветствуя зрителей, Джинни приобняла Гарри за плечи и придвинула к спинке, чтобы он не мешал смотреть выглядывающему из-за его плеча Альбусу.