Без особых осложнений принцесса родила одного за другим двух мальчиков. Ей нравился их молочный младенческий запах, маленькие цепкие ручонки. Они очень мило ковыляли по аккуратно подстриженным лужайкам, очаровательно пищали своими звонкими голосами. Однако дети отнимали у принцессы не слишком много времени – их постоянно окружали няньки и слуги. Когда младшему из сыновей исполнилось четыре года, Матильда затосковала, не зная, чем себя занять. Она томилась бездельем и со страхом думала о будущем. Оно представлялось ей бесконечной чередой неотличимых друг от друга дней, изредка прерываемой заграничными поездками. Матильде хотелось вдохнуть пряный воздух Парижа, насладиться звучанием и прелестью родного языка, заняться учебой, хоть она и сама не знала, чему хотела бы научиться. Матильда снова стала читать романы. Каждое утро ей на стол клали стопку французских газет и журналов. С особым интересом она прочитала роман о жизни Мари Кюри – как ей хотелось бы тоже посвятить себя какому-нибудь великому делу!
Состоялся нелегкий разговор с Фредериком. В двадцать пять лет Матильда была высокой, красивой женщиной, в которой и следа не осталось от девичьей угловатости. Движения принцессы стали плавными и грациозными. Пожалуй, ее нельзя было назвать классической красавицей – нос чуть крупноват, рот слишком широк, но удивительная живость и подвижность делала ее лицо обворожительным. А когда Матильда начинала говорить, сразу ощущались воля и сила характера. Фредерик даже немного побаивался своей жены.
– Я бы хотела часть года проводить в Париже, – медленно и с нажимом начала Матильда, подчеркивая серьезность своих слов.
Принц удивленно посмотрел на жену и ничего не ответил. При датском дворе не было принято, чтобы супруга принца крови жила отдельно от мужа.
Матильда поняла его без слов.
– Я знаю, моя просьба кажется вам необычной. Но мой отец сильно сдал. И я хотела бы проводить больше времени с ним рядом. Если позволите, дети поедут со мной. Думаю, французская атмосфера в небольших дозах им не помешает, – Матильда тщательно выбирала слова. – Буду рада, если и вы к нам присоединитесь. Конечно, когда позволят дела.
Фредерик соображал не очень быстро, поэтому ему пришлось напрячься. Матильда построила свою маленькую речь очень ловко. Вряд ли кто-нибудь стал бы возражать против того, чтобы дочь скрасила одинокую старость отца. Кроме того, дети действительно были наполовину французами, происходили по материнской линии из рода, прославленного и гордого своей историей. Конечно, Фредерик будет скучать без мальчиков. Париж ему не по вкусу – слишком уж там все шустрые. С другой стороны, он вполне мог бы выбираться к Матильде и детям на месяц…
Принц опасливо посмотрел на жену.
– Давайте попробуем. Годик-другой, а там посмотрим. Но учтите, что ваши отлучки должны продолжаться не больше четырех месяцев.
Матильда благодарно поцеловала его в щеку. Фредерик не привык к таким нежностям. Слушая, как она возбужденным и счастливым голосом рассказывает о своих планах, он пришел в хорошее расположение духа. Во-первых, исполнил желание жены, а во-вторых, что не менее важно, установил конкретный срок, то есть продемонстрировал, кто в семье главный. Как бы там ни было, Матильда счастлива, да и сам Фредерик, честно говоря, обрадовался такой перемене. Рядом с женой он все время чувствовал себя не в своей тарелке. Слишком уж она оказалась активной, слишком любознательной. И еще принц испытывал некоторое чувство вины из-за того, что его ночные визиты в ее спальню в последнее время происходили все реже и реже. Так что идея Матильды устраивала обе стороны наилучшим образом.
Получив разрешение супруга, Матильда энергично начала готовиться к новой жизни. Она съездила в Париж ненадолго, чтобы подготовить особняк в Нейи, где отныне ее дети будут проводить много времени. У принцессы было собственное и весьма значительное состояние, унаследованное от матери, и Матильда купила квартиру в центре города, недалеко от Елисейских полей. Именно там и появилась на свет истинная Матильда – независимая и свободная.
Она ринулась в парижскую жизнь с безоглядностью человека, слишком долго находившегося в неволе. Как только разнеслась весть о ее появлении, Матильду засыпали приглашениями от знакомых. Помимо титула, она привлекала людей обаянием и красотой, поэтому такое внимание было вполне естественным. Матильду видели в опере, театре, в политических, литературных и музыкальных салонах. Впервые в жизни она стала серьезно относиться к своей внешности и нарядам. Париж – не пригород Копенгагена. Лучшие кутюрье приезжали к ней в Нейи, демонстрировали свои новейшие творения. Матильда выработала свой собственный стиль – чуть-чуть помпезный и одновременно несколько эксцентричный.
Как замужняя дама, она пользовалась гораздо большей свободой, чем в девичью пору. Могла встречаться с кем угодно, говорить на любую тему – естественно, в пределах приличий, допускаемых высшим обществом. Днем Матильда пускалась в непривычные пешие прогулки по парижским улицам, сидела в самых заурядных кафе, наблюдала за жизнью обычных людей. Ей полюбились эти прогулки; со временем они делались все смелее и продолжительней. Матильда увидела и узнала много такого, что приводило ее в ужас и восхищение. Живя всю жизнь в золотой клетке, она совершенно забыла о том, что на свете существует бедность. Теперь же, странствуя по городу не в лимузине и не в карете, а пешком, она могла наблюдать грубую повседневность жизни простых людей. На улице к ней приставали мальчишки-оборванцы, выклянчивая сантимы. Она покупала им какао, говорила с ними об их жизни. Кошелек Матильды быстро пустел – она отдавала мальчуганам все до последнего сантима, чувствуя, что ничем другим помочь им не может.
Прошло два года, и Матильда вновь начала томиться бездельем – или тем, что она называла «условностями своего положения». Все чаще она задумывалась о том, чтобы научиться какой-нибудь профессии. Как было бы чудесно заниматься в университете, вести судебные процессы, даже просто работать стенографисткой в какой-нибудь нотариальной конторе. Но положение принцессы, супруги принца Фредерика, делало все это невозможным. Матильда прониклась презрением к своей праздности и никчемности, к пустой болтовне, звучавшей в великосветских салонах. Нужно было найти себе настоящее дело.
Первым делом она основала школу-интернат для беспризорных детей. Матильда решила, что это не будет являться простым актом благотворительности, когда все участие дарителя выражается в денежном взносе. Принцесса провела собственные исследования, совершила поездки в Англию и Германию, проконсультировалась со специалистами, многократно беседовала с самими детьми, чтобы понять, в чем именно они нуждаются. На последней стадии подготовки она наняла самых способных и прогрессивно настроенных учителей. На осуществление проекта ушло три года, и все это время Матильда была по-настоящему счастлива. Наконец-то она занялась настоящим делом, смогла чего-то достичь. Конечно, это стало возможным благодаря ее привилегированному положению, но ведь раньше особенности этого положения казались ей лишь оковами, сковывавшими ее свободу.
Новая роль пришлась Матильде по душе. У себя в школе она переставала быть гранд-дамой и превращалась в директрису – то строгую и требовательную, то нежную и заботливую, в зависимости от ситуации. Учителя и воспитатели ее обожали, высоко ценили ее способность быстро принимать правильное решение, восхищались безошибочным инстинктом, подсказывавшим Матильде, как найти подход к каждому ребенку. Чиновники из министерства образования и судебного ведомства могли сколько угодно хмыкать по поводу прогрессивно-эксцентричной аристократки, но, встретившись с Матильдой лицом к лицу, быстро теряли гонор и соглашались на все ее предложения и требования.