«Авось, и обойдется, — думал князь Юрий, — пронесет стороной…» Силы он тем временем собирал. Всех удельных князей созвал в Рязань, за подмогой отправил в Чернигов и во Владимир.
Пересекли Быструю Сосну, повстречали черниговский дозор. Головной воин дозора отправил в стольный град гонца о пожаловавших гостях к князю Мстиславу Глебовичу, путникам предложил отдохнуть в доме посадника в городке Елец, что стоял неподалеку от устья Быстрой Сосны.
Вечером, когда после доброго потчевания от щедрот посадниковых Евпатий и князь Ингварь остались вдвоем, Коловрат спросил:
— Слыхал я в Рязани, как сказывал половецкий перебежчик из орды, будто есть у Бату-хана толмач из русских, из рязанских земель человек. Он и ведет татаровье к нам, показывает путь-дорогу. Ужель такое возможно, князь Ингварь?
— Знаю про то, Коловрат. А еще передавал со своим посланцем сотник Иван, будто предатель тот княжьего рода. Ежель последнее верно, то, сдается, известен он мне.
— Кто же это?
— Братоубийца, печать на нем каинова… Князь Глеб Владимирович. Вот кто.
— Неужто он? — воскликнул Евпатий Коловрат. — Говорили, будто бежал Глеб к половцам, к хану Барчаку пристал, а потом и исчез вовсе. Ан вот где объявился.
Коловрат и князь Ингварь были мальчишками, когда двадцать лет назад в селе Исады свершилось неслыханное злодеяние. В 1216 году скончался последний из старших Глебовичей — князь Роман. Рязанские Владимировичи, братья Глеб и Константин, собрали в Исадах сход всех удельных князей, чтоб рассудить княжьи уделы. Большой пир устроили для собравшихся гостей Владимировичи в своем шатре. А до того времени князь Глеб стакнулся с ханом Барчаком, заручился его поддержкой.
Пошла по кругу братчина, и едва рязанские князья сделали по глотку, как ворвались в шатер люди Глеба и Константина, а также половцы — головорезы Барчака, перебили всех князей с их близкими. Извели каины и родного брата своего, Изяслава: он противился братоубийству. Убили они и двоюродных братьев: князя Кир Михаила, князей Ростислава и Святослава Святославовичей, Романа и Глеба Игоревичей. Уцелел от избиения лишь отец нынешнего князя Рязанского — Ингварь Игоревич. Предшественник Верилы, летописец рязанский Опака, в крещеном имени Андрей, записал тогда, в лето 6725 от сотворения мира[11], в Ильин день:
«Владимировичи првие убо они оклеветаша дядей своих и братью свою и много крови пролиаша, и убийство сотвориша, та же ныне второе умыслиша збити всю братию».
А Ингварю Игоревичу суждено было уберечься от участи сродников.
«Ингварь же не успе приехати к ним, не бе бо приспело еще время его…»
Вся земля Рязанская ополчилась на подлых злодеев. Князь Ингварь настиг убийц в верховьях реки Прони. Не помогла им и половецкая подмога Барчака. Константин в бою на Проне был убит, а разгромленный начисто Глеб «беглаша половци». И вот объявился каин в стане злейшего для Русской земли врага.
— Может быть, это и другой кто? — прервал затянувшееся молчание Евпатий.
— Хорошо б, коли так. Позор превеликий, когда не просто человек, а княжеской крови вступает в сговор с врагом родной земли.
— Простому в таком деле позор не меньший.
— Тебе-то не понять по роду твоему, Евпатий, — сказал князь Ингварь Ингваревич. — Не сердись, воевода, мы все тебя любим, знаем и верность твою, и отвагу безмерную, и силушку небывалую. Да только надо родиться князем, чтоб понимать такое, как то, о чем я сказал сейчас.
— Спать надо, — ответил Коловрат деланно равнодушным тоном, пытаясь за равнодушьем скрыть обиду. — Пойду на людей взгляну, как отдыхают, да лошадей проверю.
Он согнулся у притолоки, чтоб пройти, по обыкновению пригнулся, как делал Коловрат почти у каждого порога, и, открытую уже дверь придержав, обратился к Ингварю Ингваревичу.
— Может, ты и прав, князь. Только окажется если, что тот толмач и советник Бату-хану есть князь Глеб, душегуб исадский, я сам его в битве мечом достану и рассеку наполы. С этим разуменьем лучше любого князя справлюсь. Ты уже не обессудь, Ингварь Ингваревич. — Сказал так, снова согнулся, то ли князю, то ли двери честь оказал, и вышел.