Сава навис над ним грозной глыбой:
— На то они и аксакалы, чтобы ни хрена не помнить, им по сто лет! А ты что думал, когда нам пел: «У нас сейчас теплынь, у нас уже бананы в цвету…»?
Игорь тоже не удержался, чтобы не подлить масла в огонь:
— А еще люди говорят, что у вас тут грипп гуляет со страшной силой. Половина Фрунзе лежит в соплях и с температурой под сорок. И мы, забубеневшие, первые кандидаты к ним присоединиться. Союз нерушимый республик сопливых!
Добил клиента следователь прокуратуры Киряков, который противным скрипучим голосом сообщил свою версию сложившейся ситуации:
— Ты небось специально нам голову заморочил, чтоб мы тут позаболели, а ты от нас смылся.
— Да ну что вы такое говорите, я же и сам так оделся, — вконец растерявшийся Фрунзик уже чуть не плакал.
Всем участникам этой доброй беседы было совершенно ясно, что сотрудники следственно-оперативной группы, прилетевшие из Магадана во Фрунзе в первый календарный весенний день, лопухнулись по высшей категории, забыв две северных мудрости:
— На Колыме замерзших видели много, а запаренных — ни одного;
— Что есть, можно снять, чего нет, не оденешь.
Двенадцать часов назад, положившись на рассказы своего подопечного о ранней киргизской весне и на прогнозы программы «Время», они прямо из служебного УАЗика, по-пижонски, в легких курточках бодро заскочили в самолет, напутствовав остававшегося водителя:
— Вернемся — встречай под трапом, а то нам, киргизам загорелым, ваши колымские морозы ни к чему.
Но, устроившись в стремительно-обтекаемой тушке ТУшки и отрешившись от многочисленных мелочей и «загрузов», забивавших головы вплоть до самого приезда в аэропорт, опера обрели возможность соображать.
Первым почуял неладное Сава:
— Эй, народ, а сколько времени мы можем без дозаправки лететь?
— Пять часов, максимум — шесть.
— Так это получается, у нас рейс не прямой, где-то посадка будет?
Словно специально дождавшись этого вопроса, любезный голосок стюардессы под насмешливый гул турбин немедленно ответил из динамиков:
— Наш рейс будет проходить по маршруту: Магадан — Иркутск — Новосибирск — Фрунзе.
— О, блин, сплошные юга и прогулки под кипарисами: в порт — на посадку, в порт — на посадку!
А когда уже слегка синеватые сыщики, только-только оттаявшие после Новосибирска, услышали, что температура воздуха в аэропорту города Фрунзе минус один градус, и увидели перед трапом кашу из снега с талой водой, их глаза стали отсвечивать багровыми сполохами северного сияния.
Собственно говоря, сыщик-то был всего один — Толик Савельев (он же Сава). Рослый, мосластый, резкий на руку выпускник магаданской школы бокса и магаданского же пединститута — странное сочетание, превратившее уличного задиру в классного опера с неподражаемо ироничными и слегка хулиганистыми манерами.
Сухощавый, вспыльчивый, но уважаемый операми за настоящий профессионализм Киряков, как уже было сказано, работал следователем прокуратуры.
А Игорь, с легко объяснимым прозвищем Пресса, — инспектором пресс-группы УВД. В эту компанию он попал как приложение к допотопной видеокамере, выданной ему работниками ЭКО под залог головы. Выдача состоялась после двухдневных причитаний и трехчасового инструктажа по нажатию единственной кнопки, приводившей аппарат в движение. Самое интересное, что за две недели до этого Игорь передал сотрудникам уголовного розыска для проведения негласных съемок по делу о серийных убийствах свою ненаглядную удобную и компактную «японочку — Панасоночку». И теперь он время от времени с ненавистью косился на неуклюжую черную коробку с блоком питания, смахивающим на аккумулятор от КРАЗа и позабывшей все цвета камерой на гофрированном шнурочке. В эту же коробку, для экономии рук, Пресса запихал смену белья и все туалетно-путевые принадлежности.
Саве и Кирякову было проще. Их багаж состоял из легкой спортивной сумки и скромного черного дипломата соответственно. Пистолет Макарова, покоившийся у Толика под мышкой в оперативной кобуре, его тоже не перегружал, поскольку уже много лет являлся привычной составной частью оперского организма.
Но, несмотря на разные специальности и различную экипировку, эти трое были все же одной командой, по-блатному говоря, подельниками.
А вот маленький, пухлый, длинноносый, очень льстивый и вкрадчивый тезка всенародно любимого артиста был тем самым человеком, чьи уголовно наказуемые шалости заставили троих магаданцев покинуть накануне 8 Марта родной город и любимых женщин.