— Дуджека и его легионы объявила вне закона императрица Ласиин. Теперь он действует по собственному почину и ведёт около десяти тысяч солдат. Под рукой Каладана Бруда несколько небольших отрядов наёмников, три клана баргастов, народ рхиви и тисте анди — всего тридцать тысяч бойцов.
Глаза князя Джеларкана широко распахнулись. Итковиан видел, как эти сведения пробили внутренние стены капанца, видел, как в его душе одна за другой расцветали и тут же увядали надежды.
— На первый взгляд, — тихо проговорил Кованый щит, — всё, что я вам сообщил, чрезвычайно важно. Однако вы, как я вижу, уже понимаете, что по сути эти вести лишены всякого смысла. Пять недель, князь. Уповайте на то, что они отомстят, ибо лишь это им останется. И даже тогда, учитывая небольшое число воинов…
— Это твои выводы или Брухалиана?
— Увы, в этом мы согласны.
— Глупцы! — прохрипел молодой князь. — Худом проклятые дураки.
— Ваше Высочество, мы не сможем пять недель сдерживать паннионцев.
— Да знаю я, Худова плешь! Вопрос в другом: зачем вообще пытаться?
Итковиан нахмурился.
— Сударь, таковы условия нашего контракта. Защита города…
— Кретин! Какое мне дело да вашего треклятого контракта? Вы уже сами сказали, что в любом случае проиграете! Моя забота — жизнь подданных. Армия идёт с запада? Наверняка. По берегу реки…
— Мы не сможем вырваться, князь. Нас просто уничтожат.
— Сосредоточим все силы на западной стороне. Внезапная вылазка, которая обернётся исходом. Кованый щит…
— Нас перебьют, — веско заявил Итковиан. — Ваше Высочество, мы об этом думали. Ничего не выйдет. Септарх пошлёт кавалерию, всадники окружат нас, заставят остановиться. Затем подоспеют беклиты и тенескаури. Мы лишь сменим удобную для защиты позицию на неудобную. Всё будет кончено в течение одного колокола.
Князь Джеларкан смотрел на Кованого щита с нескрываемым вызовом, даже больше — с ненавистью.
— Сообщи Брухалиану следующее, — прохрипел он. — В будущем «Серым мечам» не следует думать за князя. Не их дело решать, что ему следует знать, а что — нет. Князю следует докладывать обо всех делах, невзирая на то, важными они вам кажутся или незначительными. Это понятно, Кованый щит?
— Я передам эти слова в точности, Ваше Высочество.
— Я так понимаю, — продолжил князь, — Совет Масок знает даже меньше, чем я знал колокол тому?
— Вероятнее всего, так и есть. Ваше Высочество, интересы Совета…
— Избавь меня от своих высокоучёных рассуждений, Итковиан. Доброго дня.
Кованый щит смотрел, как князь шагает прочь к выходу из цитадели походкой слишком жёсткой, чтобы показаться царственной. Однако по-своему благородной. Примите мои соболезнования, любезный князь, хоть я, конечно, и не осмелюсь высказать их вслух. Я — лишь инструмент воли Смертного меча. Мои личные желания не имеют значения. Итковиан подавил волну горького гнева, который вызвали эти мысли, и вновь перевёл взгляд на баргастов, по-прежнему сидевших на подстилках на солнцепёке.
Они вышли из транса. Хетан и Кафал теперь склонились ближе к жаровне, из которой валил в пронизанный солнцем воздух белый дым.
Удивлённый Итковиан помедлил, прежде чем шагнуть вперёд.
Приблизившись, он разглядел, что баргасты положили на угли какой-то предмет. Розоватая по краям, плоская, молочно-белая в центре — свежая лопаточная кость, слишком лёгкая для бхедериней, но тоньше и длиннее, чем у человека. Лопатка оленя, наверное, или антилопы. Баргасты начали ритуал прорицания, используя предмет, который позволял понять, почему их клановые шаманы называются заклинателями костей и поплечниками.
Значит, они не просто воины. Этого и следовало ожидать. Вспомни, как Кафал пел в Пленнике. Он — поплечник, а Хетан — его сестра-заклинательница.
Кованый щит остановился у самого края подстилки, чуть левее Кафала. На лопатке уже начали появляться трещины. Жир пузырился на толстых краях кости, шипел и вспыхивал, словно огненная мантия.
Простейший способ гадания — чтение трещин как карты, которая позволит охотникам племени найти стада диких бхедеринов. Но Итковиан прекрасно понимал, что в данном случае в дело пошли куда более сложные чары, и трещины представляли собой отнюдь не просто карту земного мира. Кованый щит молчал, прислушиваясь к тихому бормотанию Хетан и её брата.
Они говорили по-баргастски, этим языком Итковиан владел лишь в малой мере. Тем более странным ему показалось то, что в разговоре, кажется, принимали участие трое — Хетан и Кафал склоняли головы набок или кивали в ответ на слова, которых никто, кроме них, не слышал.