— Блядь! — вякнул он в следующую секунду, отбрасывая адское приспособление куда-то в угол.
Андрей аж запрыгал, прижимая руки к пострадавшему месту, припухшему и гладкому. Черт, вот если бы Паша это с ним сделал… привязал для надежности и поводил там…
Он снова стал думать о любимом, о том, как тот вчера его шлепал, попа предвкушающе заныла, и вдруг противно отдались в груди слова Максима, что он “чуть не отправил любовника на тот свет”. Андрей застыл, соображая, он же не контролировал себя во время приступа, нет, невозможно… Неужели он кидался на Пашу с ножом, надо будет попросить прощения, когда он придет, да, Андрей так и скажет: “Прости меня, любимый, я был не в себе”, и тот простит обязательно, он ведь такой добрый и понимающий. Андрей намазал задницу успокаивающим кремом, вымылся и намазал еще раз. Уже не болело почти, но проделать то же самое с яйцами он не решился.
Чтобы отвлечься от побаливающей части тела и грустных мыслей, Андрей решил разобраться, что произошло за время его отсутствия на работе, и правда ли, что нашли каких-то слизней. Паша не запаролил свой домашний терминал, и Андрей некоторое время боролся с соблазном — порыскать по папочкам. Потом все же победил себя, зашел во внутреннюю сеть корпорации, в свой офис. Там была куча новых писем и отчетов, он долго изучал следы пагубной жизнедеятельности слизней. А потом открыл старые документы, касающиеся восьмого участка, того, где Пашу завалило. На вид все гладко, но… Глаз зацепился за несоответствия…
Он перечитал еще раз заключение исследовательской группы, что за бред, не мог он при таких результатах принять решение о разработке участка. Неудивительно, что случился обвал. Сердце колотилось где-то в горле, ужасно, и Максим тогда говорил о четверых погибших, и о Паше… он просматривал документацию, не веря своим глазам, Пашу он сам назначил в восьмую секцию, чертов свихнувшийся урод, ведь знал же наверняка об опасности, так зачем?.. Его бил озноб, и он залез в кровать и закутался в одеяло, чтобы согреться. Ничего, он расскажет все Паше, и пусть тот отведет его обратно в клинику, чтобы Андрей не мог ему опять навредить.
— Паша, — он услышал, что кто-то пришел, так хотелось прижаться и вдохнуть родной запах, но нельзя, Андрей должен все ему рассказать. — Надо поговорить.
— Ты что-то вспомнил, да? — тот вошел в спальню, не разувшись даже.
Андрей собирался с силами, накрывшись одеялом почти с головой:
— Это все из-за меня… ты чуть не погиб… я знал, что восьмая секция нестабильна, и сам тебя туда отправил…
— Откуда ты мог знать, — Паша смеялся и пытался выпутать его из одеяла, — тут куда ни плюнь, везде обвалы, да еще слизни эти.
— Сам посмотри, на персоналке своей, — скорее бы закончился этот разговор, и Паша прогнал его, или сдал полиции, никаких сил не было находиться так близко. — По предварительному заключению нельзя было там бурить.
Павел поймал его за уши, заглядывая теперь прямо в глаза:
— Андрей, тебя же заставили, да? Вспомни…
Он замотал головой.
— Не помню… не заставляли, я сам… ну кто бы меня смог заставить и, главное, как?… — последние слова он прошептал с трудом, Паша зря ищет оправдания такому конченому психу.
***
Им удалось разделаться с совещанием в рекордные просто сроки, всего за час, и Павел, застегивая китель, стремительно миновал проходную, когда его окликнули.
— Господин Безлапчук? — перед ним, как из табакерки, возник смутно знакомый мужик в серой полицейской форме.
Спину окатило липким холодом.
— Да…
— Майор Чернов, у вас есть свободные пять минут?
Павел подавил неожиданно дурацкое “извините, не покупаю”, вместо этого лишь кивнул, побоялся выдать волнение голосом. Они направились в комнату охраны.
Он уже ожидал там увидеть давешних коррумпированных охранничков-насильников или вообще черти что, но комната была пуста.
— Вы, Павел Юрьевич, забрали из больницы господина Озкулова, на том основании, что жили с ним якобы в гражданском браке?
— Да…
— Тогда, как гражданский муж господина Озкулова… или жена? — вдруг ухмыльнулся майор.
— Что вы себе позволяете, — разозлился Павел.
— О, простите, не хотел ранить ваши чувства, — заулыбался тот еще гаже.
— Еще одно подобное замечание, и я отказываюсь с вами разговаривать без адвоката, — полез в бутылку Павел, его аж затрясло, как же все сегодня достали.
— Хорошо, господин Безлапчук, — майор перестал скалиться. — Так вот, как сожитель господина Озкулова, вы наверняка имеете что сказать относительно десантного ножа, найденного в его квартире? Производство Тульского оружейного завода, изделие номер тридцать пять, незарегистрированное холодное оружие.
“Правду, надо говорить только правду”, стучала в голове Павла мысль, почерпнутая из какого-то детектива, но что сказать? Он облизнул пересохшие губы:
— Это я нашел нож, в главном офисе корпорации… Возможно, потерял кто из охранников.
— Почему немедленно не сдали? Вы в курсе, что это является серьезным административным нарушением?
— Не успел, замотался и забыл. Очень много работы.
— Отлично. А что вы скажете относительно найденной у вашего сожителя разорванной одежды? Со следами крови и спермы господина Озкулова?
— Мы… с моим сожителем иногда любим… игры, — выдавил Павел, мысли его метались.
— Кроме того, там были обнаружены следы спермы еще пяти человек. Что же вы молчите?
— Мне нечего сказать…
— Вы дадите разрешение на их сверку с вашим генетическим материалом?
— Не знаю. Мне надо поговорить с адвокатом.
— Вы знаете остальных четверых?
— Я не буду с вами разговаривать! — заорал Павел. — Вы вот так спокойно сообщили, что Андрей мне изменяет! А теперь эти отвратительные инсинуации! Только в присутствии адвоката!
Он выскочил из дежурки, остро сожалея, что не может хлопнуть автоматической дверью, пнул вместо этого вертушку. Что же делать, что делать, если Андрей не вспомнит ничего, то его могут продавить и заставить согласиться на расследование… а потом охранники с их пленками… Нет, на пленках ничего нет, кроме их с Андреем траха, можно сказать, что у них такие игры. Если Андрей поддержит… Но из четырех недоумков-охранников хоть одного — да расколют. И тогда… выплывут наружу неизвестные темные делишки, из-за которых Андрей боялся идти в полицию… вдруг его шантажировали кем-то дорогим, и злодеи потом отомстят? А Павла так точно посадят за участие в групповом изнасиловании, охранники еще скажут, что он у них вообще за главного был. И все, жизнь сломана.
Надо поговорить с Андреем. Но как, как ему вылить всю эту грязь… Впрочем, все, судя по всему, решилось за него. Андрей позвал его из спальни, его изменившийся отстраненный голос больно резанул по нервам. Вспомнил. Павел зашел в комнату как на эшафот.
Но Андрей ничего не вспомнил, наоборот что-то придумал о своем вредительстве. Или не придумал… Он был такой несчастный и жалкий, так хотелось его успокоить, сказать, что ни в чем он не виноват, и любить, валять всю ночь. Павел вытащил его из кокона одеял и одежды, принялся тискать, почти срываясь на грубость, и ставить засосы по всему телу, выискивая особо нежные места. “Мой, мой…” — говорил он с каждым новым засосом, а Андрей не сопротивлялся, только повторял тихо и обреченно: “Не надо, Паш… не надо… посмотри на документы сначала…” Это так заводило, аж в глазах темнело. Павел поставил его раком, ему особенно нравилась эта поза, такая подчиненная, и увидел вдруг ЭТО. Слегка припухшая розовая дырка поблескивает от мази… И совершенно лысая, начисто выбритая. У него аж в горле что-то сжалось, завороженный, он наклонился и приник к ней губами, награждая за ожидание и подготовку. Андрей громко вздохнул, почти всхлипнул, а Павел слегка всосал тонкую кожицу и поласкал ее языком. Мазь была невкусная, с химической горчинкой, но он почти не замечал этого, такой восторг одолел от покорности и открытости Андрея. И засаживать в такую безволосую дырку было так восхитительно. Павел был совершенно очарован этим зрелищем и кончил очень быстро. Потом запустил пальцы Андрею в задницу, принялся поглаживать бугорок простаты внутри, второй рукой надрачивая его член. Андрей стонал и кусал кулаки, а когда Павел добавил к двум пальцам третий, а затем и четвертый, то изогнулся, закричал и кончил ему в кулак.