— Что с космопортом? — Андрей сам не понял, зачем поперся в кабину.
— Только спасательная станция уцелела, Андрей Петрович, — сказал технолог ему в спину.
Паша обернулся, привставая с кресла, а еще протянул руку, и Андрей не выдержал, зарядил ему с правой. Транспортер вдруг тряхнуло, и они повалились на пол, Андрей теперь лежал на Паше и пытался ударить еще раз, но тот вдруг извернулся и подмял его под себя.
— Ну вы тут… это… — водитель аккуратно перешагнул через них и вышел, прикрыв за собой дверь.
— Успокойся, — Павел крепко прижал его руки к полу, такой сильный, еще и эта кровища из носа…
— А ты меня успокой, — он издавал нервные какие-то смешки, ерзал и пытался пнуть его хотя бы, — у тебя хорошо получается, дорогой.
— Ну, если ты так просишь, — Паша наклонился и укусил его за ухо, и вместо отвращения и ненависти где-то в груди раскручивалось тугой пружиной ликование, значит, он все-таки нужен.
Андрей почувствовал, что у него встает, и снова стал вырываться, но только больше терся об Пашу.
— Что тут… случилось что? — дверь в кабину резко открылась, Андрей запрокинул голову, видны были только ноги, прораб, кажется.
— Дверь нахуй с той стороны закрыл, — зло сказал Павел, и его послушались, дверь скользнула на место, отгораживая их от нормальных людей. — Андрюш, я тебе все объясню.
Хватка на руках ослабла, и Андрей потянулся к Пашиному лицу, пытаясь стереть кровь и еще больше ее размазывая.
— Ты очень красивый, когда в кровище… и без нее тоже… — Андрей вспомнил о девятерых мужчинах в салоне, они ведь догадываются, что происходит в кабине, и от этого возбуждение только усилилось. Какой же он гадкий, конченный извращенец, Андрей опять принялся ругать себя, а потом вдруг подумал — на Марсе можно. Какая разница, вернется домой и выкинет все из головы.
Паша целовал его лицо, а потом уткнул в кресло и трахнул, откуда-то у него с собой оказались презервативы, и к удовольствию и остаткам стыда примешалось еще одно чувство, Андрей не сразу понял, какое. Зачем Паше презервативы, они же без них всегда были, неужели этот гад ебется с кем-то еще…
— Транспорт 15-27, подтвердите курс, — ожил вдруг передатчик, Паша как раз вытирал Андрею задницу дезинфицирующей салфеткой, немного щипало, но других здесь не было.
— Москва-7, — ответил Андрей хрипло, — на борту одиннадцать человек.
— Почему на связь не вышли по графику? — недовольно сказал голос из передатчика.
— Еблись! — крикнул Паша, — контроль через сорок минут, конец связи.
Андрей покраснел и отвернулся, застегиваясь. Он старался думать о чем-то постороннем, например, выплатят ли им страховку в связи с прерванным контрактом, появление слизней — явный форс-мажор.
***
Андрей отошел от него, и Павел подумал — неужели тот собирается сразу свалить?
— Куда? — он поймал Андрея поперек живота и притянул к себе. — А поговорить?
— Разговаривать еще с тобой… подлый изменщик… — насмешливо фыркнул Андрей, делая вид, что сопротивляется, а потом вдруг поглядел ему прямо в глаза, без улыбки, словно сказать что-то хотел.
Но отвернулся, передумал. Павел нервно сглотнул:
— Андрей… — но не решился начать, вместо этого прижался губами к его виску, закрыл глаза…
Андрей простил его за обман и насилие, снова пришел к нему, сам… Хоть и дал по морде, ну так за дело ведь, Павел бы за такие дела и вовсе уебал. И вместо всего, о чем хотел поговорить, он вдруг брякнул:
— А почему изменщик-то? Я очень верный, ты знаешь?
— Откуда мне… — Андрей снова нахмурился.
— Прости, — зашептал Павел, страстно тиская напряженное тело, — прости, что не рассказал тебе всего, но я так тебя люблю. Хочу, чтобы все было как с чистого листа.
— И тогда… когда впятером… тоже любил?
— Меня заставили, — убежденно сказал ему Павел.
И правда ведь — заставили его, а то, что сам хотел, так ведь… полюбил.
— Заставили? — Андрей быстро взглянул на него, осторожно улыбнулся…
— Да. Веришь? — он поймал любовника за уши, на давая отвести взгляд, и слегка потискал их. Такие теплые, приятно.
Андрей долго медлил с ответом, и Павел тянул его за уши назад, заставлял закидывать голову, пока тот не зашипел:
— Верю, верю, отпусти…
Но Павел лишь слегка ослабил давление, наклонился над беззащитно выставленной шеей и впился в нее жестким поцелуем, оставляя засос:
— Мой теперь…
Он не понимал, почему Андрей ему подчиняется, что заставляет этого сильного мужчину терпеть его садистские (да, садистские, уж с собой-то стоит быть честным) заебы сейчас, когда он здоров и больше никто не шантажирует его, все шантажисты наверняка сдохли. Но это сводило с ума, его покорность.
— Любишь меня? Скажи, что любишь.
— А ты? — Андрей попытался вдруг вывернуться, мотнул головой.
— Люблю, конечно.
— Тогда для кого презики таскаешь?
— Для тебя, конечно, — удивился Павел. — Думал, встречу тебя в офисе, и все аккуратно будет, даже труселя не испачкаешь…
— Ты!.. — Андрей возмущенно его оттолкнул, заливаясь краской. — Какие труселя нахуй!
— Твои, — смеялся Павел, снова пытаясь его поймать, — я кидал в машинку, видел, что испачкались, вот, думаю, нехорошо будет, если на работе подтечет, брюки-то белые…
— Ты бы еще их полизал и понюхал, — негодовал Андрей, а Павел целовал его горячие от смущения щеки и губы:
— Не, нюхать не стал, чего я там не нюхивал еще…
Так весело было его доводить, они сидели на полу, в кресле тесно было, сосались и тискались, как подростки, и говорили то о всякой ерунде типа машин и снова труселей, то обсуждали слизней… Было немного страшно, словно на вершине горы перед головокружительным спуском. А еще весело, и это было как-то неправильно, неправильный восторг на развалинах.
“Как пир во время чумы”, сказал Андрей, а Павел не догнал, при чем здесь чума, но понял, что тот имеет ввиду, и укусил его за губу:
— Мы-то выжили… я уже и не надеялся.
До точки встречи было четыре с половиной часа езды, и они даже еще разок трахнуться успели, в пашиной любимой позе, раком. А еще Павел держал Андрея при этом за шею и чувствовал, как ходит под его ладонью кадык, как бьется жилка. Андрей начинал задыхаться слегка, если ему сжимать горло, и от этого задница тоже сжималась, почти до боли. А Павел чувствовал, что любит его — так особенно остро…
А потом они догнали станцию спасателей, и им велели переходить на нее, а транспортер забрали: собирались снова возвращаться на нем в поисках выживших. На них с Андреем смотрели с ухмылками, когда они из кабины вылезли.
— Как, мужики, не тесно вам было? — спросил Павел перед тем как шлем застегнуть.
— Ох, и красавец ты, Паш, — хохотнул в ответ прораб, — сразу видно — на слизней голыми руками.
Все тоже засмеялись, а Павел вспомнил, что так и не вытер рожу от крови как следует, вот же ж герой… Андрей уже надел шлем и теперь делал вид, что его тут нет. Павел сжал его плечо и гордо заявил:
— Не подкатывайся, Семен, я ведь верный чтопиздец.
На станции им обрадовались:
— Ну, хоть кто из гражданского начальства, — полковник безопасности энергично пожал руку Андрею, — и даже с заместителем.
— А Максим?.. — подал голос Павел, услышав про заместителя.
— Жив ваш Максим, — заржал безопасник, — но не трудоспособен.
— Очень смешно, — разозлился Андрей.
— Тут понимаете, такое дело… Защемило ему важнейший орган, — полковник все еще веселился. — От ужаса. В бабе. А врачи не хотят их лечить, говорят, медикаменты изводить только, сами расцепятся со временем.
— В бабе?.. Ну, мужик… Это кого ж ему завалить удалось… — загомонили вокруг.
***
Спасательная станция медленно ползла в сторону Москвы-7, Андрей стащил с головы шлем и решил поспать, совсем разморило. Наглый Пашка тут же уложил его голову к себе на колени, ничуть не стесняясь ребят. А ведь до этого скрывался, Андрей никогда бы не подумал, что Паша любит мужчин. С кем же тот спал на станции… или целый год на Андрея хуй точил… Мысли путались, он почти засыпал, и его тихонько гладили по вискам и за ушами, было так хорошо и немного тревожно, вдруг это странное счастье возьмет и опять закончится, и все станет обычным, как раньше.