Выбрать главу

Голод сопровождался массовым опуханием, распространением тифа, цинги, дизентерии, септической ангины, вызванной употреблением перезимовавших зерен пшеницы, картофеля. Голод охватил главным образом спецпереселенцев и деревню. В 1932 в Надеждинском районе от голода умерло 10 тыс. спецпереселенцев, только за три месяца 1933 в Полевском р-не – более 100 чел.»

Ещё весной 1932 в селах Урала начался «тихий саботаж» крестьян», была сорвана посевная. Если в прошлые годы использовали старые запасы, то теперь их не было. Привыкшие работать на себя, крестьяне не хотели так же добросовестно работать в колхозах. Многие, вступая в колхозы, порезали скот, надеясь на колхозное стадо. После вступления в колхоз каждой семье разрешалось держать одну корову. В голодную зиму корова с ее молоком и сметаной, сливочным маслом, простоквашей и творогом спасла бы от голодной смерти. Но кормилиц порезали.

В семье Павлы и Якова, когда они вышли из колхоза и занялись единоличным хозяйством, было сравнительно благополучно: корова, свиньи, козы, птичник. Подрастали дети. Наталья закончила учёбу в медицинском училище в Каменске, работала в больнице медсестрой. Заневестилась, ходила по моде того времени в расклешённой книзу юбке (сама шила!), вместо полушалка на кудрявых остриженных волосах яркая косынка или берет, спортивные туфли на стройных ногах. Доброй, трудолюбивой и ласковой росла Лизонька; бегала, звонко смеясь, любимица, охраняемая всеми пуще глаза, Зоенька. Чувствовала Павла, что не родит уже больше, пятый десяток пошёл. Всю неистраченную до конца материнскую любовь детям отдавала, но и о хозяйстве не забывала.

Однажды в начале июня 1932 года в дом вошли незнакомые люди, спросили Якова.

–В сельсовете, где ж ему быть, или на конном дворе, в коровниках.

Только вечером узнала об аресте мужа. Всплыла история с пожаром. Зять Николай дал показания, будто слышал разговор Якова с упрекавшим его за связь с Любкой Михаилом, и Яков сказал отцу, что скорее подожжёт Любкин дом, но к ней не пойдёт. Вот и поджёг.

Павла оставила детей со сватьей и поехала с Михаилом и племянником-подростком в Каменск. Не сразу попали к следователю, только смогли записаться на приём. К назначенному времени подъехали на вяло идущей лошади, оставили парня лошадь караулить и никуда не отходить до них. Зашли в мрачное здание милиции. Решётки, тёмный коридор. Опоздали. Следователь ушёл по делу, как сказали в кабинете. Стали ждать. Приехал к концу дня. Первой в канцелярию для снятия показаний пригласили Пашу.

–Назовите фамилию, имя и отчество.

–Шишина Павла Артемьевна.

–Является ли Шишин Яков Михайлович вашим мужем?

–Является.

– Выходил ли Шишин Яков Михайлович из дома в ночь пожара?

– Нет.

–Вы что, всю ночь не спали, если так утверждаете?

А муж ваш сказал, что он выходил, ему не спалось, курил.

–Спала вместе с мужем. Не мог он так сказать. Муж мой не курит. И у порога натоптано не было. Сапоги были чистые.

–Грамотная шибко. Мы и не таких раскалывали. Знали ли вы о его связи с погибшей?

– Нет. Он всегда был хорошим отцом и мужем. К ней ходили другие мужчины.

–Какие? Назовите их.

– Я живу далеко от сгоревшего дома. О погибших грех плохо говорить, просто после её смерти говорили.

–Кто? – цеплялся следователь.

– В селе, а кто я не запоминала, не считала необходимым.

–А сама не имела ли зла на соперницу?

–Она мне была не соперница.

– Не выходили ли вы из дому в эту ночь?

– У меня к тому времени был на руках трёхмесячный ребёнок, всю ночь грудь сосал и ещё двое детей. Куда ж я пойду?

–Ну, дайте документ на подпись и пригласите Михаила Шишина.

Краем уха Паша услышала поднаторевшего в юридической лексике за два года отсидки голос свёкра, который отрицал подобный разговор, спрашивал об уликах, обзывал Кольку завистливым вруном и сводящим внутрисемейные счёты мошенником.

Вечером они поехали домой и там узнали, что и батюшку как гражданское лицо тоже вызывали в милицию узнать, не говорил ли что Яков или кто другой ему на исповеди о своих отношениях с Любкой. Тот напомнил им о тайне исповеди и положительно отозвался о Якове.

– А папка где?– спросила Лиза, увидав их, когда въезжали вечером во двор.