Но оба делали одно дело.
Решили объединиться. Это делало их более конкурентоспособными; бизнес становился более гибким, более независимым, более стойким к конъюнктурным изменениям. Да и обмен информацией играл роль.
Разумеется, каждый имел и затаенную мысль. Бручиани считал, что, храпя чистоту рук, сумеет использовать на грязной работе Тринко. Тринко, в свою очередь, рассчитывал, что в случае провала легче сможет выпутаться с помощью своего коллеги: у того связи, друзья-адвокаты.
Объединились. И, как оказалось, на свою голову.
Откуда было знать им, хоть и не родившимся, как говорят французы, из последнего дождя, что существует, и давно, могучая организация, по сравнению с которой они пигмеи и которая покрепче любой государственной держит в руках футбольный тотализатор? И что монополии не любят мелкого частника?
Они, конечно, понимали, что существуют в этой области и более могучие союзы, чем их двойственный, по полагали возможной параллельную деятельность: ведь овец-то миллионы, на всех шерсти хватит.
Оказалось — нет. Действительно, уследить за всеми мелкими подпольными держателями тото, конечно, трудно, хотя «организация» и держала целую агентуру, специально вылавливающую кустарей-одиночек, пытавшихся вклиниться в ее бизнес. Так что до поры до времени Бручиани и Тринко оставались незаметными. Но когда они объединились, то оказались вскоре на виду. И это стало началом конца.
Первый визит был нанесен Тринко.
В тот день он был в особенно хорошем настроении. Неожиданный исход встречи между командами «Аза» и «Милано» оставил в его карманах приличную сумму.
Он сидел в своем кабинете — небольшой, элегантно (по его, Тринко, понятиям) обставленной комнате и с наслаждением пил виски со Льдом, хотя глухо урчавший кондиционер нагонял в помещение прохладу. Тринко, положив ноги на стол (так делали все настоящие бизнесмены в виденных им американских фильмах), попивал виски, обнимал дежурную красотку, примостившуюся у его ног на пушистом ковре, и смотрел по цветному видео какой-то не очень приличный фильм.
Красотка в наиболее пикантных местах хихикала, и Тринко шлепал ее по губам, чтоб не мешала смотреть. В действительности его мысли витали далеко. Он просто блаженствовал. Как все же прекрасна жизнь! Вот он сидит в мягком кресле, в роскошном кабинете, рядом красивая женщина, его женщина; урчит кондиционер, позвякивает льдинка в стакане с дорогим виски, фигурально позвякивает золото, которое он сегодня так удачно заработал. А там за стеной его бар, где тоже в кассу ниспадают шелестя купюры. За окном пальмы, и пляж, и синее море, где у причала покачивается недавно купленная им яхточка.
Скоро реализуется его мечта. Он купит второй бар — уже идут переговоры. Да и союз с Бручиани сулит новые выгоды. Нет, жизнь прекрасна! Он легонько щелкнул красотку по носу.
Именно этот момент избрала судьба, чтобы щелкнуть по носу, и очень больно, самого Тринко.
Зажужжал интерфон, и встревоженный голос швейцара торопливо произнес:
— Шеф, к вам прошли какие-то четыре типа, не назвались и не остановились. Будьте осторожны. Вызываю ребят...
У Тринко, как у любого человека в его положении, были, разумеется, свои «ребята». Но его указанию они выкидывали из бара слишком шумных посетителей, наказывали с помощью кислоты непослушных проституток, выколачивали из забывчивых должников положенные деньги, а в случае возникновения местных конфликтов охраняли особу самого Тринко. Но в последнее время жизнь текла спокойно, и к услугам «ребят» Тринко прибегал не часто.
Выключив интерфон, он быстро вскочил, опрокинув и виски, и не ожидавшую столь резких движений красотку, и запустил руку в ящик стола, где всегда лежал заряженный пистолет. Однако вынуть оружие не успел. Дверь распахнулась. На пороге стояли двое высоких парней в кожаных куртках и мотоциклетных шлемах с опущенными очками.
— Не оборачиваться. Руки вынимай медленно и на затылок.
Они говорили негромко и как-то лениво. Но Тринко хорошо знал подобный тип людей. Опыт «той» жизни у него все же имелся немалый.
Он медленно вынул руки из ящика, заложил за затылок и повернулся к незваным гостям. За первыми двумя вошли еще двое. Один тоже в куртке и шлеме, другой, пожилой, и пальто, несмотря на жару, и в шляпе, надвинутой на лоб.
Они заперли дверь изнутри и встали по ее сторонам. Пожилой сел в кресло и кивком указал Тринко на другое.