Выходили втроем Ира, Коля Розин и я, раздумывая над тем, многие ли способны «держать меч в руке» (что постоянно, в каждый мой день рождения желает мне Сережа: «И дальше так же крепко держать меч в своей руке!»). Вечером позвонил Сережа и победно сообщил, что после конференции он устроил-таки скандал ее руководству по поводу вводного инструктажа.
В связи с военными действиями на Балканах сказал: «Что касается сербов, то надо помнить, что при Александре Втором сербы менее всего готовы были броситься в русские объятия».
И опять о культурах: «Одна только Франция кичится своей культурностью. Но сейчас у французских подростков такая гнусная ненависть ко всему, чего они не получили от отцов, что культурный климат в стране меняется к худшему. В Австрии, которая – не Вена, крепнут правые с их взглядом на основы культуры. Однако в целом, в Европе мода на «высокое безумие, быть сумасшедшим: это – красиво и несомненно… подымает ввысь».
Вспомнил опять об Умберто Эко: как Сережа на одной конференции, где он выступал с докладом, спорил с Эко по поводу феминисток и почему нынешний дух времени потерял чувство юмора, просто неизбежный при знакомстве с этим явлением. В прениях как раз выступила одна феминистка: «Я не была на докладе, – заявила она, – и он меня не интересует. Но я замечаю, что в президиуме больше мужчин, чем женщин». «Вот прекрасная иллюстрация к сказанному, вот что за содержание несет с собой феминизм!».
Завтра на заре Сережа уезжает. Вечером в этот день мы сверили свои впечатления от конференции с Ирой, они совпали.
Понимает ли Сережу западный интеллектуал? Кончилась прежняя философия на Западе, разработан новый, птичий язык. Что касается философии сегодня в России (все больше идущей в фарватере западной), то она не имеет ответов, которые выдвинуты там. Но на сегодняшнем Западе нет ответов на вопросы, которые поставлены русской философией, так же как и философией классической. Какая же философия адекватнее своей сути? По-видимому, новейшее западное философствование сильно не ответами на сущностные вопросы, но ликвидацией самих этих вопросов и подменой их измышленными, надуманными проблемами, уводящими от экзистенциально-метафизических интересов человека (начавшихся с удивления Фалеса перед Космосом и смыслом своего бытия в нем). Нечто подобное можно найти зафиксированным у Пушкина, обнаружившего еще в конце 30-х годов позапрошлого века некий «недостаток» большинства «ученых произведений»: «Наши так называемые ученые принуждены заменять существенные достоинства изворотами …порицанием предшественников, новизною взглядов…»[4]. Сережа охотно поддержал эти мои соображения.
19 апреля
Вечером звонил Сережа, заговорил о Гёте: это – созерцатель, который в самом грандиозном месте природы, в крутизне гор видит Бога. А лес, судя по его «Лесному царю» – это, возможно, финальный, несколько парадоксальный для Гёте пейзаж…
Я пожелала, чтобы, приехав сюда в следующий раз, Сережа застал страну уж никак не в более унылом состоянии, а вдруг – и в более ободренном. (Хотела добавить, что желала бы увидеть его менее «новым историком», а более крестоносцем. А потом поняла, что с моей стороны это недопустимо и несправедливо. Сережа всегда был крестоносцем № 1, при этом вежливым.)
21 апреля
По поводу расстрела американскими школьниками своих соучеников в Littlestone А. Генис сделал беспрецедентный вывод: им, оказывается, не хватало отрицательных впечатлений, – вывод, не менее страшный, чем само событие. Т.е., о нехватке в мире зла – надо добавить.
С 20 по 24 мая
Конференция в ИМЛИ: «Пушкин через 200 лет». За председательским столом те же пушкиноведы: акад. Е.П. Челышев и Ф. Кузнецов, А. Панарин, специалист по «четвертичной цивилизации» досуга (по французам Дюмазедье и Фурастье), теперь увлекся, согласно моде, евразийством, и описывал поэта в этом свете; заслуженный В. Непомнящий заявил о противопоставлении двух культур: западной, «рождественской», и восточной, православной, «пасхальной» (Но какое же Воскресение без Рождества? Нет, с миром явно что-то происходит.)
После моего доклада, где я попыталась подчеркнуть не-тождественность понятий «покаяние» и «раскаяние», Валя подошел ко мне объясняться. Хорош человек, полезнейший пушкиновед, но элемент нетрезвения из-за своей роли уникального просветителя (что истинная правда) приводит его к комичным аргументам: он прав, потому что «говорит от имени самого Пушкина». Но Пушкин свидетельствовал о неизживаемой совести – «змеи сердечной угрызенье», памятные строки которой не смываются.