Приезжий не сводил с пустой аллеи взгляда,
Вдыхая аромат, несущийся из сада.
Лицом прильнул к цветам, стоявшим на окошке,
А мыслями бежал по беленькой дорожке
И на следах опять глазами задержался:
Всё думал, чьи они, и угадать старался.
Внезапно девушку он на плетне заметил
В одежде утренней; был нежный облик светел.
Едва прикрыта грудь оборкой вырезною,
Но плечи нежные сияют белизною.
Литвинка поутру так рядится обычно,
Но повстречаться так с мужчиной неприлично;
И девушка, хотя совсем одна стояла,
Но вырез на груди руками закрывала.
Он видел завитки её волос коротких,
Накрученных торчком на белых папильотках.
В сияньи солнечном, подобные короне,
Светились венчиком они, как на иконе.
Лица он не видал, она искала что-то,
Глядела на поле, склонясь вполоборота.
Нашла, захлопала в ладоши восхищённо,
Как птица, сорвалась с плетня и так с разгона
Помчалась в сад она по клумбам, через грядки;
Вот по дощечке вверх взбежала без оглядки [13],
В раскрытое окно стремительно впорхнула,
Как месяц молодой, пред юношей мелькнула.
Схватила платьице и к зеркалу пустилась.
Увидев юношу внезапно, так смутилась,
Что платье белое из рук её упало.
Лицо приезжего покрылось краской алой,
Как тучка ранняя, что солнце повстречала.
Глаза потупил он и к стенке прислонился,
Хотел заговорить, но только поклонился
И слова не сказал. Крик девушки был звонок, —
Так дети малые порой кричат спросонок;
Взглянул с испугом он, — но девушка пропала.
Ушёл взволнованный, и сердце трепетало,
Опомниться не мог, не понимал, как видно,
То ль радостно ему от встречи, то ли стыдно?
А дворня между тем уже оповестила,
Что бричка новая к подъезду прикатила.
Тут распрягли коней и увели мгновенно.
Овса засыпали, не пожалели сена.
Судья не отсылал коней на корм к еврею,
Он жил по старине, согласовался с нею.
Хоть дворня юноши в дверях не повстречала,
Но то небрежности отнюдь не означало [14], —
Все ждали Войского, пока он наряжался [15]
И ужином к тому ж ещё распоряжался.
В отсутствии Судьи хозяйничал он в доме,
Сам принимал гостей, заботясь о приёме
(Как дальний родственник, приятель закадычный).
Узнав о госте, он пошёл тропой привычной
К себе, — чтоб не встречать приезжих в пудермане [16],
На праздничный костюм сменить его заране.
Костюм готов с утра, разложен, отутюжен,
Недаром Войский знал, что будет званый ужин!
Пан Войский юношу приветствовал сердечно,
Он обнимал его и целовал, конечно;
Беседа началась, вопросы полетели, —
Вмиг десять лет друзья пересказать хотели! —
Несвязные слова, короткие ответы,
И восклицания, и вздохи, и приветы.
Но вот, наслушавшись приезжего досыта,
Пан Войский в свой черёд заговорил открыто:
«Тадеуш! (Юношу так звали в честь Костюшки,
Он родился в тот год, когда гремели пушки
И дорог был сердцам герой войны суровой.)
Тадеуш, ты как раз приехал в Соплицово
Теперь, когда у нас немало панн в усадьбе,
А дядя о твоей подумывает свадьбе!
К нам гости съехались, и выбор преотличный, —
Назначили у нас на завтра суд граничный [17]
Для разрешения с соседом Графом спора,
И Граф в именье к нам приехать должен скоро;
Сам Подкоморий к нам с семейством прибыл тоже [18].
В лес пострелять пошёл кой-кто из молодёжи,
А старшие в полях осматривают жниво
И за беседой ждут стрелков нетерпеливо.
Пойдём туда со мной, невдалеке от бора
Ты Подкомория и дядю встретишь скоро».
Тадеуш с Войским в лес направились тропою,
Наговориться всласть не могут меж собою.
А солнце между тем уже с небес сходило,
И хоть не жаркое, оно ещё светило.
И разрумянилось, подобно селянину,
Что с полевых работ спешит к себе в долину.
Уже багровый диск зашёл за лес зелёный,
И тихий мрак повил дубы, берёзы, клёны.
Наполнил ветви он, вершину сплёл с вершиной
И тёмный лес связал как будто воедино.
Лес, точно дом большой, виднелся над полями,
А солнце разожгло на тёмной крыше пламя,
Потом проникло вглубь, и только ветви тлели.
Блеснуло, — так свеча порой блеснёт сквозь щели, —
Погасло. И серпы звенеть вдруг перестали,
И грабли замерли, как будто бы устали.
Всё по хозяйскому исполнилось приказу, —
Как день окончился — бросать работу сразу.
Судья говаривал: «Всевышний знает сроки!
Когда батрак его покинет свод высокий.
Тогда и нам пора кончать работу в поле».
В именьи всё велось согласно панской воле,
Которую считал пан эконом законом;
Бывало, воз ещё не доверху гружённым
Свозили на гумно, лишь солнце заходило, —
И ноша лёгкостью своей волов дивила.
вернуться«По дощечке» — по доске, приставленной снаружи к окну. Такой способ сообщения между комнатой панны и разбитым под её окнами цветником был, по словам современников, очень распространённым.
вернутьсяЦарское правительство никогда не разрушает сразу в добытых землях права и гражданские институты, но постепенно подкапывает их и разлагает указами. В Малороссии, например, до последних лет удерживался Литовский Статут, фактически отменённый указами. Литве оставлена вся её старая система гражданских и уголовных судов. Как и прежде, там избирают судей, земских и городских — в повятах, а также главных судей — в губерниях. Но апелляции направляются в Петербург, во множество — разных степеней — инстанций, и, значит, у местных судов осталась лишь тень их старинного значения (А.М.).
Речь идёт о земском судье, который выбирался шляхтой, что было свидетельством её уважения и доверия. Земские суды были первой инстанцией в судебных делах всякого рода, кроме уголовных, подлежавших юрисдикции городских судов. Для дел о границах землевладений были оставлены старинные «подкоморские», или граничные суды. «Малороссией» Мицкевич называет здесь земли, отошедшие к России по первому разделу Польши.
вернутьсяВойский (tribunus) был некогда, по должности, опекуном жён и детей шляхты на время всеобщего шляхетского ополчения. Но уже давно эта должность, не связанная с несением соответствующих ей общественных обязанностей, свелась к одному лишь званию. В Литве существует обычай давать видным лицам, из вежливости, какой-либо старинный титул, который входит в права благодаря постоянному употреблению. Так, например, соседи называют своего приятеля Обозным, Стольником или Подчашим сначала только в разговоре или в личной переписке, а затем даже и в официальных актах. Царское правительство запрещало подобное титулование и пыталось даже выставить его на посмешище, вводя вместо него титулование по своей иерархической системе, к которой литвины до сих пор чувствуют глубокое отвращение (А.М.).
Войский в «Пане Тадеуше» — дальний родственник и друг дома Судьи (в молодости жениха одной из его дочерей, после смерти которой Судья остался холостяком). В Соплицове Войский — правая рука хозяина, и он живёт с Судьёй в патриархально-дружеских отношениях.
вернутьсяПудерман, или пудермантель (нем. Pudermantel) — полотняный халатик, который надевали, когда посыпали парик пудрой; в более общем значении — это полотняный плащик для защиты от пыли и грязи («пыльник»).
вернутьсяНазначили у нас на завтра суд граничный… — После третьего раздела Польши (1795) русское правительство учредило в Литве и Белоруссии (1797) городские суды для разбора гражданских и уголовных дел. Дела, связанные с границами землевладений, были оставлены прежним «подкоморским», или «граничным» судам. Там, где существовал только земский суд, в состав его входили: судья с двумя его помощниками и писарь. Канцелярию вёл «реент» (стряпчий), находящийся и в числе действующих лиц «Пана Тадеуша». Суды выбирали возных. Всех членов судов избирали шляхетские сеймики на три года, с последующим утверждением губернатором. Исключительно подкомориям были подсудны граничные дела только до 1810 года, когда была учреждена ещё одна судебная инстанция для разбора граничных дел. С 1802 года существовал литовский «главный суд» для апелляций земских судов. Апелляция в сенат допускалась только тогда, когда (как в опоре Судьи с Графом) стоимость спорного имущества превышала пятьсот злотых.
вернутьсяЗвание Подкомория, некогда видного и важного сановника (princeps nobilati ) стало при царском режиме только титулом. Некоторое время он ещё был судьёй в граничных судах, но, наконец, утратил и эту область давней юрисдикции. Теперь он иногда ещё заменяет маршалка и назначает «коморников», или повятовых инструкторов мер и веса (А.М.). — «Princeps nobilatis» (лат.) здесь соответствует, до известной степени, русскому: «предводитель дворянства». — Маршалок — здесь речь идёт о так называемом земском маршалке. Эти маршалки были далеко не во всех землях, входивших в состав давней Литвы, и сохранились они во времена «Пана Тадеуша», то есть в начале XIX века, лишь как пережиток давнего административного устройства.